Он не торопясь поднялся на эшафот и огляделся. Все было готово для экзекуции. Городской палач ждал в стороне. Он слегка кивнул взглянувшему на него Вопросу, давая понять, что можно начинать.

При виде своего мучителя приговоренные задрожали. Вопрос прошелся перед ними, рассеянно проверил, хорошо ли натянуты веревки. Казалось, он думает о чем-то постороннем. Затем по его приказу палачи подтянули веревки, так что узники были вынуждены встать на носки. По их лицам было видно, каких усилий им это стоило.

На подмостки поднялся глашатай со свитком в руках. Обведя взглядом притихшую толпу, он развернул обвинительный приговор и, откашлявшись, начал читать. Вначале назывались имена осужденных, затем перечислялись вменяемые им преступления, после чего глашатай, особо подчеркивая каждое слово, зачитал приговор:

– Таким образом, вышеперечисленные изменники должны быть казнены на площади прилюдно. Вначале они должны быть вспороты от грудины до паха; в животы следует запустить крыс, чтобы они выгрызли внутренности нечестивцев. После этого нужно подвергнуть осужденных ломанию конечностей, а именно рук и ног. Затем должно подвергнуть их сдиранию кожи с лиц и последующему повешению! Именем Военного Регента Малодонии Хорга Аригана Дьяка, – глашатай выпрямился, чеканя каждое слово, – приказываю привести приговор государственного суда в исполнение!

Люди на площади молчали. Такие жестокости были даже для них в новинку. Осужденные были бледны от страха. Они явно не могли поверить, что все это собираются проделать с ними. Вопросу тем временем принесли небольшой плоский ящик и клетку с крысами. Он достал длинный и тонкий нож, похожий на стилет, и ловко поиграл им, наблюдая за тем, как играют на лезвии лучи солнца. Вопрос повернулся к лорду Вилю, отчего тот едва не потерял сознание.

Когда над площадью разнесся жуткий вопль, Дьяк отвернулся от окна и прошел в глубину комнаты, где были разложены списки приглашенных и планы последних приготовлений к коронации. До торжества оставались считаные часы.

* * *

Закутавшись в плащ, Ольгерд сидел в одном из углов подземелья, стены которого покрывала серо-зеленая, дурно пахнущая плесень. С низкого потолка сочилась темная мутная вода, собиравшаяся на полу в небольшие маслянистые лужи. Через крохотное, забранное толстой решеткой окошко проникал тусклый рассеянный свет.

Не меняя позы, Ольгерд просидел несколько часов, думая о том, что умирать не хочется, мучительно не хочется, особенно теперь, когда совершенно ясно, что вампиры не оставят его в живых. Похоже, в последнее время в Бальгоне произошли какие-то перемены, о которых Железный Герцог не был осведомлен, и его посланник попал в западню. Теперь оставалось только ждать своей участи или, собрав все силы, броситься при удобном случае на прорыв и погибнуть в бою. В том, что уйти из Бальгона живым ему не удастся, Ольгерд не сомневался ни секунды.

На ведшей в подземелье лестнице послышались неторопливые шаги. До Ольгерда донеслись приглушенные голоса. Через некоторое время скрипнули отодвигаемые засовы, протяжно взвизгнули ржавые петли, и низкая, окованная железными полосами дверь отворилась. Невин арра Грингфельд вошел в сопровождении двух рабов, которые держали в руках по небольшому грубо сколоченному ящику. Войдя в темницу, они встали по обе стороны двери.

Невин медленно прошел через всю темницу к Ольгерду, пристально глядя тому в глаза. Его собственные зрачки лихорадочно сверкали в полумраке. Своим взглядом он хотел отнять у человека волю – так кобры парализуют попавшихся на их дороге мелких птиц. И действительно, Ольгерду показалось, что светлые глаза носферату имеют над ним некую власть: он сидел неподвижно, не в силах отвести от них взгляд, и чувствовал, как в его сердце проникает ужас, а тело словно уменьшается в объемах.

Фигура Невина начала расти, тень от нее заполнила стены и потолок, и замершие у двери рабы показались Ольгерду маленькими и жалкими рядом с этим всемогущим и страшным созданием, которое силилось заглянуть ему в душу и сковать ее вечным холодом безумия. Невин остановился в нескольких шагах от пленника и легким движением руки подозвал одного из рабов, который тотчас же бесшумно отделился от стены и, приблизившись, вынул из своего ящика чашечные весы и несколько бронзовых гирь. Положив их к ногам Невина, он снова отошел к двери и замер, сложив руки на груди. Его четкие движения были торжественны, как будто он исполнял привычный ритуал.

Невин поймал взгляд Ольгерда и попытался наложить Чары, но, к его удивлению, человек не поддавался. Впервые Дар Крови подвел его. Это было не просто непонятно, это было подозрительно. Либо пленник колдун, и тогда держать его здесь опасно – он может исчезнуть в любой момент, и тогда враги узнают то, что знать им не следует, либо… иные варианты Невину в голову не приходили. Он нахмурился и попробовал еще раз зачаровать пленника, но тот просто отвернулся. Оставалось одно: применить пытки.

Поборов минутное замешательство, вызванное тем, что пленник не поддавался Чарам, Невин сказал:

– Видишь эти весы, человек?

Ольгерд кивнул, не в силах проигнорировать вопрос, заданный голосом, приникающим в самую душу.

– На этих весах, – сказал Невин, – мои рабы будут взвешивать те куски мясо, которые отрежут от тебя, чтобы ты знал, чего будет стоить тебе молчание.

Ольгерд промолчал, но почувствовал, как его тело прошиб озноб. Металлические чашки весов показались ему вдруг неимоверно большими, а от того, как они мерно покачивались, у него закружилась голова.

– Здесь бывали узники поважнее тебя, – продолжал между тем Невин, выждав паузу и отметив про себя реакцию пленника, – и они узнали мою непреклонность и… настойчивость. Если ты окажешься слишком предан своему господину или какой-нибудь нелепой идее, – Невин презрительно усмехнулся, – то смерть твоя будет долгой и мучительной.

Он движением руки подозвал своих помощников и сказал им что-то вполголоса. Рабы достали из своих ящиков куски угля и сосуд с маслом. Один из них высек кресалом огонь, а другой выложил угли в железную прямоугольную жаровню, стоявшую в камере. Только теперь Ольгерд заметил, что длиной она как раз с человеческий рост, и догадался о ее предназначении. Нет, к такому повороту событий он явно не был готов. Интересно, должен ли он настолько быть верным Железному Герцогу, чтобы позволить изжарить себя живьем? С другой стороны, речь шла не только о преданности господину, но и о судьбе Малдонии.

Тем временем другой раб при помощи мехов раздул огонь, и Невин прервал ход мыслей Ольгерда.

– Видишь это приспособление? – спросил он, указав на жаровню. – Тебя разденут и положат на него, а один из этих рабов будет поливать тебя маслом, чтобы ты не вонял. Но ты можешь избежать этой участи, если ответишь на мои вопросы, – добавил он, складывая руки на груди.

Ольгерд будто завороженный смотрел на горящие угли. Один из рабов с гнусной ухмылкой поворошил их кочергой, и в воздух взлетели красные искры. Тепло, шедшее от жаровни, чувствовалось даже в том углу, где сидел Ольгерд. Представлять, каково лежать над углями, мягко говоря, не хотелось. Несколько минут этой пытки навсегда сделают его калекой.