не помнил, сколько ему лет. Да помнить никто и не мог, светильник пережил не одно и не два, но десяток поколений. Достался он Елюю Си от отца, тому — от деда, и говорили, что к деду он перешёл из рук его деда. Так что история эта уходила в глубокую старину. Светильник был не китайский, а привезли его старые купцы, предки Елюя Си, даже не из земель, прилегающих к южным морям, но из более отдалённых мест, где жили, по рассказам, люди с чёрными лицами. Но можно было предполагать, что и чернолицым он достался от иных народов, живших ещё дальше. Известно, что с незапамятных времён из неведомых далей шли и шли по дорогам караваны, одаривая один народ достижениями других народов, и обмен этот — культура была и есть кровь земли — оплодотворял знаниями, ремёслами, искусствами и самые дальние страны. Елюй Си очень дорожил светильником и потому зажигал редко. Но сегодня он не мог не воспользоваться древним сосудом.

В Чжунду высоким распоряжением из императорского дворца были запрещены всякие увеселения, игра на музыкальных инструментах и даже освещение улиц бумажными фонарями, которые всегда радовали глаз жителей славного города. В приказе говорилось, что население города должно забыть радости мирной жизни и отдать все силы подготовке к большой войне с угрожающей Цзиньской империи и священной особе императора варварской степью. В том же приказе пространно объяснялась необходимость большой войны для каждого жителя города, а об увеселениях, музыкальных инструментах и цветных фонарях было сказано, что они могут ослабить воинственный дух жителей, которые призваны отдать императору всё для победы над степью, вплоть до своих жизней. «Когда воздержание и суровость, — говорилось в приказе, — становятся образом существования, не может быть места мелочам, уводящим от главного». Тут же напоминалось, что деревянный осёл по-прежнему стоит на центральной площади Чжунду и всякий, ослушавшийся высоких слов приказа, немедленно познакомится с его крепкой спиной.

Елюй Си, дважды внимательно прочитав решительно начертанные иероглифы приказа, повешенного под удары гонга чиновником из императорского дворца на столб при въезде в улицу, снял бумажные фонари у входа в лавку и достал древний сосуд.

Сейчас он сидел над ним в комнате при своей лавке, тесно заставленной такими же редкостями, как и этот сосуд, и вид купца был печален.

За последнее время Елюй Си очень изменился. Когда-то круглое и гладкое лицо его с лаково блестящими глазами осунулось, сморщилось, а глаза потеряли блеск. Особенно изменились походка и движения Елюя Си. До недавнего времени ходил он широким шагом человека, вполне уверенного в себе, ногу ставил твёрдо, а движения купца были размашисты и смелы, как то и подобало состоятельному, много повидавшему в жизни старшине чжундуйских торговцев.

Не то стало ныне.

Елюй Си теперь не шагал твёрдо по улице, как это бывало раньше, а как бы подбегал, всё время куда-то торопясь и обязательно не успевая. Движения его стали скованны, как если бы он всё время боялся: вот-вот из-за спины раздастся голос, строго и властно предупреждающий, что он делает не то и не так.

Перемены имели причины.

По возвращении из Чжунсина, где он выполнил тайное поручение, Елюй Си, как то и было должно, явился к главному управителю. Его выслушали внимательно, приняли из его рук привезённый свиток и отпустили из дворца. Но вот когда главный управитель сказал склонённому на коленях Елюю Си последнее «ступай», у купца в груди похолодело. Он много лет приходил во дворец и знал, как по-разному произносится это слово. Оно могло быть и поощрением, но могло быть и приговором. На этот раз прозвучавшие в нём ноты всколыхнули в купце самые тревожные опасения, возникшие ещё в Чжунсине. И он тут же вспомнил, как поспешно, суетливо и молча разошлись провожавшие его люди в столице Си-Ся, едва он поднялся на верблюда. Мысленно увидел испуганно-согбенные фигурки, в одно мгновение рассыпавшиеся по улице, и с замиранием сердца решил, что из дворца ему не выйти.

Несмело, по-прежнему стоя на коленях, он снизу вверх взглянул на управителя, и тот, вероятно немало удивившись дерзости купца, повторил раздражённо:

— Ступай.

По длинным коридорам дворца Елюй Си шёл на мягких, подгибающихся ногах, каждую минуту ожидая, что вот-вот растворится бесшумная боковая дверца и сильные руки втянут его в темноту тайных покоев, о существовании которых купец всегда знал. Тут он вспомнил о золотой пайцзе, висевшей на его груди, и подумал, что за всё в жизни приходится платить, а удача одного дня обязательно сменится неудачей другого. И всё-таки расплата за пайцзу показалась ему несправедливо жестокой, как, впрочем, всякому расплата за полученные когда-то уступки или преимущества кажется несправедливой и жестокой.

Из дворца он, однако, вышел.

Но ощущение нависшей над головой опасности не исчезло даже тогда, когда он вернулся в лавку.

Под этим гнетом Елюй Си жил всё последнее время. Он понимал, что расплата придёт, и придёт неотвратимо.

Столица Цзиньской империи менялась на глазах. Исчезли уличные торговцы лапшой, фруктами и сладостями, потом как-то разом опустели полки лавок, а ещё через некоторое время закрылись и лавки. Так что увидеть добрую хозяйку, спешащую по улице с сумкой, полной ярких овощей, рыбы, мяса или других покупок, стало невозможно. Улицы всё больше и больше заполнялись совсем другим народом. Это были воины императора, одетые в медь и буйволиную кожу, щеголявшие длинными мечами, торчавшими из-за спин круторогими луками и обвешанные колчанами со стрелами. Они властно и по-хозяйски расхаживали по улицам или маршировали отрядами на площадях под звуки гонгов, удары больших барабанов или тревожные звуки военной трубы — ревевшей, ну, как раненый зверь.

Елюй Си, завидев на улице воинов, всегда уступал им дорогу, прижимаясь к стенам домов. Страх за свою жизнь всё больше и больше овладевал купцом. Он уже дважды приходил к императорскому дворцу и просил передать покорную просьбу главному управляющему предстать перед его очами. Подолгу, почти целыми днями, согнувшись, стоял он в ожидании ответа и оба раза так и не получил ни «да», ни «нет».

От знакомого торговца, чудом приведшего, наверное, последний караван с товарами из Чжунсина, он узнал, что и в столице Си-Ся гремят барабаны и ревут военные трубы на площадях, а город, как и Чжунду, заполнен воинами. Приготовления к войне и там шли полным ходом.

Это известие ещё больше согнуло голову Елюя Си. Знакомый купец мимоходом и с явным удивлением сказал, что странно, но новый император Си-Ся подвигает воинские отряды не к границам со