— Расскажи об этом подробнее, — попросил его Бэнкс. — И успокойся, Керриган. Не надо так переживать.

— Хорошо, сэр, — согласился Керриган и глубоко, прерывисто вздохнул. — Мы дошли до места, где лежало тело. Я, разумеется, не понял, что за человек лежит на земле. Да и как поймешь, если он лежал, уткнувшись лицом в каменные плиты, а кругом все кровью залито!

— Ты или эта девушка подходили к телу? — поинтересовался Бэнкс.

— Нет, сэр. Я только подошел чуть ближе, чтобы посмотреть, жив он или нет.

— Кто-нибудь из вас дотрагивался до него?

— Нет, сэр. Я же знаю, что надо держаться подальше, а ее даже силой нельзя было заставить приблизиться к телу. Она вжалась в стену и застыла.

— Ты молодец, — похвалил Керригана Бэнкс. — Продолжай.

— Так я уже все рассказал. Полицейские из моего экипажа шли за мной, когда я услышал позади их голоса, то велел им остановиться, идти назад и позвонить всем, кому они посчитают нужным. Может, я слегка запаниковал, но я…

— Вы поступили совершенно правильно, — похвалила его Жервез. — Вы оставались возле тела, когда они ушли?

— Да, мэм.

— А девушка?

— Она была рядом со мной. Сидела у стены, обхватив голову руками. Мне удалось узнать ее имя и адрес, зовут ее Челси Пилтон. Забавное имя, верно? Челси — как станция метро. По-моему, неразумно называть ребенка в честь сдобной булочки или выставки цветов,[27]— добавил он, — хотя в наши дни в этом нет ничего необычного, вы согласны?

— Приятно слышать эти преисполненные глубочайшей мудрости слова, — невнятно произнесла Жервез — она склонила голову на руку, глаза ее были полузакрыты.

— А может, ее назвали в честь футбольной команды, — предположил Бэнкс.

Жервез исподлобья посмотрела на него испепеляющим взглядом.

— Она живет в Истсайдском районе, — добавил Керриган.

— Где она сейчас? — спросила Жервез.

— Я отправил ее в больницу в сопровождении констебля Керрадерз, мэм. Пилтон очень плохо себя чувствовала. По-моему, не было смысла держать ее там, тем более…

— Все хорошо, — ободряюще произнес Бэнкс. — В больнице знают, что делать. Керрадерз получила указание оставаться с Челси до тех пор, пока туда не прибудут наши сотрудники?

— Да, сэр. Разумеется.

— Отлично. Родителей известили?

— Керрадерз сообщила им, сэр. Думаю, они уже в больнице.

— А сколько лет этой Пилтон?

— Девятнадцать, сэр.

— Отличная работа, констебль.

Бэнкс вышел в коридор и окликнул проходящего мимо полицейского.

— Быстро в больницу, — приказал он, — и позаботься о том, чтобы Челси Пилтон доставили в Специализированный центр помощи жертвам сексуального насилия. Обратись к Ширли Вонг, если она сегодня дежурит. К доктору Ширли Вонг. Новый Специализированный центр. Запомнил? Он единственный в Западном округе. И проследи, чтобы родителей не пускали дальше вестибюля. Девушке девятнадцать лет, поэтому родителям совсем не обязательно присутствовать при ее опросе и осмотре. Я бы даже сказал — нежелательно. В их присутствии, скорее всего, она будет молчать. Я лично поговорю с ними, потом.

— Да, сэр, — вытянулся полицейский и поспешил выполнять приказ.

— Но она ведь не подозреваемая, да, сэр? — поинтересовался Керриган.

— В данный момент, — ответил Бэнкс, — даже ты подозреваемый. — Сделав паузу, он улыбнулся и продолжил: — Мы должны четко следовать определенным процедурам.

Керриган нервно проглотил слюну:

— Да, сэр.

— Ты сказал, она вся была залита кровью, — напомнил Бэнкс.

— Да. Она выглядела так, словно лицо и грудь ей обрызгали кровью из аэрозольного баллончика. Это может показаться смешным, но при тусклом свете пятнышки крови на лице я поначалу принял за веснушки.

Керриган испуганно взглянул на Жервез, а она, закатив глаза, пробормотала:

— Избави нас, Господи, от полицейских с поэтическими натурами!

— Она не сказала, откуда на ней кровь? — продолжал задавать вопросы Бэнкс.

— Нет, сэр. Я предположил… что она была совсем рядом, когда это произошло.

— А ты ее спрашивал?

— Да, сэр, но она не отвечала.

— Ты видел кого-нибудь или, может, слышал что-то необычное, когда вы находились в Лабиринте? — спросил Бэнкс.

— Нет, сэр, никого и ничего.

— Музыку или какие-то звуки?

— Нет, сэр. Только ругань и крики с рыночной площади. Пение пьяных, рев моторов, звон разбитого стекла — ну, все как всегда.

Принесли еще кофе, на этот раз большой кофейник, который двое полицейских поставили на дальнем конце стола, — напоминание, что всем присутствующим уготована долгая бессонная ночь. Кто-то сумел пробраться в буфет управления, потому что рядом с кофейником появился большой поднос с пластиковыми чашками, свежее молоко, пакет сахара и коробка ванильного печенья «Фиг ньютонс». Все потянулись за чашками. Слабый казенный кофе горчил, но полицейским было не до тонкостей вкуса, главное — взбодриться.

Бэнкс, поднося чашку ко рту, заметил, что рука слегка дрожит. Отсроченный шок. Он все еще не мог осознать, что Кевин Темплтон мертв, хотя и видел его тело собственными глазами. Это попросту не укладывалось в голове. Он взял с подноса печенье в надежде, что сладкое поможет успокоиться.

— А Челси хоть что-нибудь рассказала о том, что видела? — вновь обратился он к Керригану.

— Нет, сэр, — ответил тот, — она была не в себе. Онемела от ужаса — иначе не скажешь. Заснуть она сможет не скоро.

«Да и я тоже», — подумал Бэнкс, но сказал совсем другое:

— Понятно. Благодарю за службу, Керриган. Можешь пока погулять, но далеко не уходи. Ты нам еще понадобишься.

— Конечно, сэр. Благодарю вас, сэр.

Керриган вышел, и в комнате воцарилось молчание. Первой заговорила Жервез:

— Кто-нибудь знает родителей Темплтона? Насколько мне известно, они живут в Солфорде, это в графстве Большой Манчестер.

— Да-да. Я виделся с ними однажды, несколько лет назад, когда они приезжали в Иствейл навестить Кевина. Отличная пара. У меня сложилось впечатление, что у него с родителями прекрасные отношения. Он, правда, почти ничего о них не рассказывал… Им надо сообщить, — опустил глаза Бэнкс.

— Я позабочусь об этом, — твердым голосом объявила Жервез. — Я знаю, что сержанта Темплтона недолюбливали в участке, — продолжала она, — но это еще никому не мешало выполнять свои обязанности как положено. — Она посмотрела в упор на Уинсом, но та не проронила ни слова.