В частности, как уже указывалось ранее, в одном из актов Эстонской ССР заявлялось: «Внешнеполитические и военные акции, предпринятые сталинским руководством Советского Союза против Эстонской Республики в 1940 году, квалифицируются как агрессия, военная оккупация и аннексия Эстонской Республики… включение Эстонии в 1940 году в состав Советского Союза не было правомерным.

…Верховный Совет Эстонской Советской Социалистической Республики постановляет:

Признать решение Государственной Думы Эстонии от 22 июля 1940 года – “Декларацию о вступлении Эстонии в Союз Советских Социалистических Республик” – юридически недействительным, поскольку оно не основывалось на свободном волеизъявлении эстонского народа»[715].

Что же способствовало принятию таких решений вышеуказанными союзными республиками? Как ни странно, опять же активная антисоюзная политика самого союзного «центра».

Известный факт, что в конце 80-х гг., в период крушения «социалистического лагеря», разгара межнациональных конфликтов в СССР и дестабилизации общественных отношений, некоторые представители руководства СССР, среди которых немаловажное место занимал академик А. Н. Яковлев, стали с удивительным рвением вспоминать событие, произошедшее более полувека назад – подписание договора о ненападении между Германией и Советским Союзом (так называемого «пакта Молотова – Риббентропа»). Причём заинтересованные круги привлекал не столько сам договор, сколько «секретный дополнительный протокол» к нему.

В 1988 г. данный вопрос был поднят на государственном уровне: на I Съезде народных депутатов СССР депутаты от прибалтийских республик настойчиво требовали обсуждения и осуждения данного договора и секретного протокола[716].

Не скрывал своей заинтересованности в «раскручивании» данного вопроса и М. С. Горбачёв, который вне очереди взял на I Съезде слово и заявил следующее: «…Все попытки найти этот подлинник секретного договора не увенчались успехом… Мы давно занимаемся этим вопросом. Подлинников нет, есть копии, с чего – неизвестно, за подписями, особенно у нас вызывает сомнение то, что подпись Молотова сделана немецкими буквами (выделено мной. – Д. Л.). Когда был здесь канцлер Колль… были вопросы, которые носили сугубо конфиденциальный характер, один на один. И я, в частности, его спросил: есть ли у вас подлинники этих договоров, приложение? Он ответил, что у них есть. И мы на основе этой договорённости направляли представителей МИДа. Так, Эдуард Амвросиевич? Да. Но не обнаружилось и там подлинников (выделено мной. – Д. Л.)»[717].

То есть, как видно из выступления Генерального секретаря ЦК КПСС и главы советского государства М. С. Горбачёва, подлинника секретного протокола к «пакту Молотова – Риббентропа» нет не только в СССР, но и в самой Германии. Попытки отыскать успехом не увенчались. Имеется только копия протокола, снятая, по выражению выступавшего, «неизвестно с чего» и с подписью Молотова на немецком языке. Очевидно, что ни о какой достоверности данного протокола речи быть не может в принципе и вопрос должен был быть снят с политической повестки дня. Однако на деле было совсем иначе: М. С. Горбачёв твёрдо заявил о необходимости создания комиссии, которая бы дала политическую и правовую оценку пакту «Молотова – Риббентропа» и секретному протоколу к нему: «Вопрос серьёзный, требует научного и политического анализа. Я не хочу его упрощать, надо его обсудить и оценить, как предлагают товарищи. Поэтому я высказался бы за создание комиссии, поскольку это просьба нескольких делегаций… Я думаю, вообще комиссия такая должна быть, с этим я действительно согласился бы… Не будем уклоняться, давайте браться и изучать… Комиссию такую создать – правильно… (выделено мной. – Д. Л.)»[718].

Зачем же нужна была генсеку эта комиссия? Зачем нужно было поднимать вопрос о событии полувековой давности? Понимал ли глава государства возможные последствия для единства СССР обсуждения данного вопроса на официальном уровне? Да, понимал: «…Бурлит Прибалтика, обсуждая эти вопросы, и в связи с этим подвергается сомнению, что при вхождении в Советский Союз вообще была воля народа. Вряд ли это так…»[719]. Последнее «сглаживающее» личное мнение генсека никакого значения не имело, поскольку говорил он одно, а делал совершенно иное: прекрасно понимая, что национал-сепаратисты в прибалтийских республиках связывают возможность выхода трёх республик из состава СССР с секретным протоколом, М. С. Горбачёв, заявляя, что никаких подлинников протокола не обнаружено, всё же инициировал создание комиссии по оценке данного исторического события, а значит, инициировал ещё более широкое его обсуждение, теперь уже на официальном уровне. Очевидно, что тем самым руководством СССР и лично М. С. Горбачёвым был предпринят сознательный шаг на пути к разрушению СССР как единого государства.

24 декабря 1989 г., лишь со второго раза, после проведённой среди депутатов «разъяснительной работы»[720], II Съезд народных депутатов СССР принял постановление «О политической и правовой оценке советско-германского договора о ненападении от 1939 года»[721]. В постановлении Съезд указал, что «содержание этого договора не расходилось с нормами международного права и договорной практикой государств, принятыми для подобного рода урегулирований. Однако как при заключении договора, так и в процессе его ратификации скрывался тот факт, что одновременно с договором был подписан “секретный дополнительный протокол”, которым размежевывались “сферы интересов” договаривавшихся сторон от Балтийского до Чёрного моря, от Финляндии до Бессарабии.

Подлинники протокола не обнаружены ни в советских, ни в зарубежных архивах. Однако графологическая[722], фототехническая и лексическая экспертизы копий, карт и других документов, соответствие последующих событий содержанию протокола подтверждают факт его подписания и существования».