«Да я без понятия был, что он у вас тут прописался. Что мне до него.»

«А что твой дружок-мэр тебе разве ничего не говорил, что он исчез?»

«Если бы говорил, я бы знал. А раз не знаю, значит, не говорил».

«А я вот, так кумекаю своими мозгами, что говорил. У кого ему спрашивать в первую очередь, как не у тебя. Нет, Сивый, совсем мне что-то перестало нравится, что ты тут появился сегодня. Надо бы посмотреть, что происходит окрест. Михей, посмотри что там поблизости делается?»

«Хорошо, Горец.

«Вот что, Сизый, коли ты у нас такой праведный, как говоришь, почему бы тебе нам это не продемонстрировать. Ты у нас в детстве хирургом не мечтал стать?»

«Нет».

«Ну, ничего, это нам не помешает. Почему бы тебе у попика чего-нибудь не отрезать. И вообще, не позабавится с ним. Знаешь, какой самый большой у него недостаток, он слишком речистый. Отрежь ему язык, а то ушам больно от его речей. Гусь, слетай в подвал, приведи попика. Сейчас мы посмотрим на что способен наш Сизый. Учти, будешь плохим хирургом, в миг превратишься в пациента нашей больнице. А у нас тут такие доктора…»

«Десять.»

– Десять – это код высшей опасности! – вскричал Олег.

«Что ты сказал, что это значит – десять».

«Я просто так… Десять минут, подождите десять минут. Я так сразу не могу.»

«Хочешь еще пожить, сможешь. Бери нож. А вот и наш уважаемый батюшка. Могу я узнать, как настроение? Нет ли каких-нибудь жалоб на условия содержания в нашей клинике?»

«Не мучь парня. Если хочешь меня убить, убей. Но не заставляй его брать на себя такой тяжкий грех, он же до конца жизни от него не освободится. Если я должен умереть, я сам себя убью. Не надо никого вынуждать это делать.»

«У нас тут магазин не самообслуживания, батюшка. И вообще, почему ты хочешь лишить нас такого удовольствия как порезать тебя на кусочки. Это эгоистично, а ты учишь любить ближнего. Не последователен ты, батюшка. Давай, Сизый, приступай к операции. А мы тут все будем твоими ассистентами.»

«Горец, это дело надо сделать осторожно, он все же священник и работал в угро. Оставлять его в живых, конечно, нельзя, но убивать его тут тоже не стоит. Отвезем его куда-нибудь.»

– Это голос капитана Герасимова, – сказал Ермохин и смачно выругался.

– Мы должны идти немедленно, – сказал я, – иначе будет поздно.

– Он прав, – подтвердил мои слова Ермохин.

– Олег, у нас больше нет времени.

Олег посмотрел на нас и кивнул головой.

Это был какой-то сумасшедший бег. Я говорю так хотя бы потому, что совершенно не помню, как преодолевал расстояние, отделяющее нас от притона бандитов. Кажется, я подхватил лежащую на дороге какую-то палку и, размахивая ею, как флагом, громко начал выкрикивать нечто вроде боевого клича. Они заметили нас почти сразу, впрочем, мы понимали, что ничего другого произойти и не могло, так как мы мчались по пустому пространству. Калитка в заборе, преграждающая наш путь к дому, была закрыта, но кто-то сорвал ее одним ударом, и мы ворвались во двор.

Навстречу нам из дома выбежали сразу не меньше десяти человек. Я видел, что Олег первым вломился в противостоящую нам толпу, за ним это сделал Ермохин и несколько его милиционеров. Почему-то я оказался немного сзади, хотя мне казалось, что все делал очень быстро.

Олег несколькими ударами раскидал противников и рванулся к дверям. Но оттуда появилось еще несколько человек, и преградили ему путь.

Преимущество было явно на их стороне и оно сказалось почти мгновенно. Они набросились на Олега и повалили его. Я с каким-то истошным воплем бросился к нему на помощь. Олег, хотя лежал на земле, но отчаянно отбивался руками и ногами, не позволяя себя скрутить. Я увидел, как сбоку пробирается к нему крепкий парень, в руках которого был толстый железный прут. Я оттолкнулся со всей силой от грунта и послал свое тело прямо на него.

Мы упали, но мое преимущество было в том, что я лежал на нем, зато в его руках по-прежнему находился металлический лом, которым он пытался достать мою голову. Мы стали бороться, катаясь по земле; я изловчился и ударил его носком ботинка в живот. Парень отлетел на несколько метров и сильно шмякнулся о дверной косяк. Боль разъярило его, он взревел, как раненый бык, и полетел на меня, поднимая прут для решающего нападения. Я лежал и уклониться от соприкосновения с его страшной дубинкой уже не мог. Я лишь закрыл глаза, ожидая ужасного удара. Но в следующую секунду ничего не произошло; я посмотрел, что происходит и увидел, что Олег повис на нем. В одно мгновение я оказался на ногах и со всех сил ударил парня ногой по почкам. Тот охнул и как сноп повалился на землю.

Мы обменялись с Олегом взглядами, но на большее времени у нас не было. Путь в дом был открыт, более того, пока мы возились с парнем с железной дубиной, наши уже ворвались во внутрь, и бой кипел уже там.

Когда мы оказались внутри дома, то увидели страшную картину. Два десятка человек, столкнувшись между собой в ожесточенном поединке, пытались покалечить друг друга. Я давно не видел, чтобы и нападавшие и защищавшие дрались с таким ожесточением; казалось, все забыли про боль, про страх смерти; единственное чувство, которое владело всеми, была взаимная ненависть. Я пытался взглядом отыскать Анатолия и Алексея, но их нигде не было. Но где они находились, догадаться было не нетрудно, так как основное сражение развернулась у лестнице, ведущей на второй этаж. Люди Горца явно старались не пропустить нас туда.

Я вломился в самый центр битвы, пытаясь пробиться к лестнице. Перед моим носом мелькнул чей-то нож, я заломил сжимающую его руку и услышал хруст ломающейся кости, сопровождаемый громким воплем. Я откинул от себя ставшее сразу же безвольным тело и стал подниматься по ступенькам.

Я открыл люк и очутился в довольно просторной мансарде. И сразу увидел сидящих Анатолия и Алексея. Я бросился к ним, но меня остановил резкий повелительный голос:

– Стой, не то продырявлю.

На радостях, что обнаружил заложников, в первое мгновение я не заметил еще одного находившегося в помещении человека. Он стоял в трех метрах от меня, в руках он держал наведенный на меня автомат Калашникова.

– Закрой люк и к стене. Быстро или даю очередь. – Его палец лег на курок.

Я сделал, как мне было велено: закрыл люк на запор и отошел к стене. В люк сразу же застучали, но было уже поздно.

Я никогда не видел Горца не только воочию, но даже на фотографиях, но ни секунды не сомневался, что это он. Это был высокий мужчина лет тридцати с внешностью героя-любовника. Если бы он снимался в кино, то, без всякого сомнения, был бы любимцем всех женщин страны. Впрочем, и без съемок кино о пользовался у них большой благосклонностью, мне было известно об его многочисленных победах над слабым полом.

– Это очень большая честь видеть у себя в гостях самого господина мэра, – сказал он насмешливо. – А теперь, сука, слушай и делай, как говорю. Скажи всем своим людям, чтобы они немедленно убирались бы из дома и освободили бы всех моих ребят. Если через три минуты они этого не сделают, я полосну по вам очередью вот из этой замечательной игрушки, – кивнул Горец на автомат. – Давай, действуй.