«И Русскую Америку постигла бы такая же судьба, — подумалось Резанову, — ежели бы там правил губернатор».

Школы, открытые правительством на Камчатке в первой половине XVIII века для русских и камчадалов, существовали до конца века. Камчадалы учились успешно и детей своих в школы отдавали с желанием. Однако местные начальники вместо помощи всячески препятствовали деятельности учителей, и школы одна за другой стали закрываться. Последняя школа закрылась совсем недавно, в самом конце XVIII века.

На борту «Надежды» офицеры ожидали прибытия генерал-майора Кошелева как большую неприятность.

Иван Федорович Крузенштерн давно раскаивался в том, что произошло, но отступать было поздно. Слишком круто он тогда поступил. А все виноват этот болван граф Федор Толстой. Даже видавшего виды моряка Крузенштерна стал смущать своим поведением гвардейский подпоручик, пьяница и дебошир. И остальные офицеры кораблей сторонились строптивого графа… Он, Крузенштерн, поставил под сомнение императорский рескрипт, прочитанный Резановым тогда на шканцах.

Смятение охватило душу, но Иван Федорович по-прежнему с надменным видом прохаживался по палубе, закинув руки за спину. Он тотчас бы ушел в Японию, но без императорского посла Резанова сделать это было невозможно.

«Да, произошла большая неприятность, — думал Иван Федорович, прохаживаясь по шканцам. — Не рассчитал и сел в лужу. Если бы не проклятая течь в корпусе, я пришел бы прямо в Нагасаки и господину Резанову пришлось бы, хочет он того или не хочет, исполнить императорское поручение… А всему виной Лисянский: купил эдакое старое судно. Вместо выпивок и гулянок надо было смотреть в оба глаза. Вот если бы мы шли одни, без соглядатаев-приказчиков, все было бы в лучшем порядке… Где же видано, — бодрил себя Крузенштерн, — штатский человек распоряжается на судне, находящемся под военным флагом!note 29 Да еще полукупец. Недаром мне говорили в Петербурге, что господин Резанов получил за дочерью купца Шелихова знатное имение. Он заботился о своих интересах, а я офицер флота российского».

Капитан-лейтенанта все больше и больше беспокоили наступавшие события. Он со страхом ожидал приезда правителя Камчатки генерала Кошелева. И вдруг спасительная мысль написать письмо! «Пусть скажут, что я нахожусь в опасности, графине Ливен, статс-даме вдовствующей императрицы Марии Федоровны. Вот откуда должно прийти спасение!»

Иван Федорович спустился в каюту и стал писать письмо, часто останавливаясь, обдумывая каждое слово.

Вечером Крузенштерн вызвал старшего приказчика Федора Шемелина — добродушного, бородатого купца, весьма умного и образованного человека, державшегося с большим достоинством.

— Убрать всю грязь из трюма, и немедленно.

— Какую грязь, ваше благородие? — удивился купец.

— Ну, эти компанейские товары…

— Однако… Пускай так, — не стал спорить Шемелин. — Но прикажите, ваше благородие, назначить на работу матросов.

— И не подумаю. Они выгрузят товары только на берег. А дальше управляйтесь вашими людьми. Матросы пусть отдыхают.

— Но ведь матросы получают жалованье от компании, и я вправе…

— Прекратить разговоры… Вы забываете, кто я и кто вы.

«Как же это получается? — горестно размышлял Шемелин. — Компания наняла капитана, платит ему большие деньги и вправе ожидать от него всяческого споспешествования к своим пользам и выгодам. А капитан будто все нарочно старается сделать наоборот».

Капитан-лейтенант Крузенштерн часто выходил на шканцы с биноклем в руках и обозревал окрестности. Через три дня он снова вступил в разговор с приказчиком Шемелиным.

— Приказчика к командиру, — раздалось с корабля.

Через несколько минут на берег прибежал матрос и передал приказ Шемелину.

Федор Иванович закатил под навес шестипудовую бочку с сахаром, разгладил бороду и не спеша отправился на корабль.

Крузенштерн за пять лет пребывания на английском флоте пропитался насквозь английским духом. Он наслушался разговоров, идущих от английских капитанов, соревнующихся с русскими в Америке. Они умышленно возводили клевету о жестокостях россиян, якобы совершенных над туземными жителями. Эти слухи распространились среди англичан и даже через русского посла в Лондоне достигли ушей русского императора. Иван Федорович не хотел принять в расчет, что если раньше и были жестокости, то они не относились к современной Российско-Американской компании, а совершались в то время, когда разобщенные купцы производили промысел на Алеутских островах. Со времени образования Российско-Американской компании все переменилось, да, собственно говоря, она и создана была для наведения порядка в Русской Америке.

У Крузенштерна были свои соображения. Он понимал, что если в Русской Америке все плохо, то и Резанову будет плохо. Ведь по его указке вершились все компанейские дела, и он за все главный ответчик. Поэтому Иван Федорович старался узнать что-нибудь порочащее Русскую Америку. Он считал, что удар по правителю Баранову, по порядкам в компанейских делах сразу отзовется и на Резанове. О, как ненавидел Крузенштерн эту белую ворону среди кичащихся своим превосходством выпускников кадетского корпуса!

— Скажите-ка, господин купец, говорят, что приобретения компании есть одни баснословные рассказы и что пускающихся в Америку промышленных ожидает бедственная жизнь? — спросил Крузенштерн у подошедшего приказчика.

— Ваше благородие, как можно говорить о бедственном положении промышленных сейчас, когда высочайшим указом образована американская компания. Вы вспомните начало русских промыслов. Русские мореходы на малых лодках пробивались сквозь камни и льды, испытывали голод и болезни, и каждый шаг их был полит кровью.

— А ваш Баранов каков, главный приказчик? Разве приличный человек пойдет работать в Америку, пока там сидит такой человек, как Баранов. Диктатор, его власть основана только на беззаконии. Корыстолюбивый властитель — вот кто ваш Баранов. — Иван Федорович презрительно оттопырил нижнюю губу. — Никто не ограничивает его власть, и потому собственность и личная безопасность существовать в Америке не могут.

— Я не желаю слушать, ваше благородие, сплетни о господине Баранове, — взорвался Шемелин. — Он в высочайшем рескрипте назначен правителем американских областей, и, если он управляет в Америке по соизволению императора, можно ли называть его приказчиком?

— Вы осмеливаетесь мне, командиру корабля, делать замечания?.. Я не позволю!..

— Я разговариваю с вами как частный человек, а в частной беседе я волен говорить все, что думаю. Мы сейчас не на шканцах.

Крузенштерн сдержал негодование. Он мог бы посадить приказчика в темную кладовку на баке, заменяющую карцер, но решил не рисковать. Обстановка сложная. Неизвестная земля Камчатка пугала его.