Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да, малышка.
Мы направляемся к столу, и Эрик галантно отодвигает мне стул, я присаживаюсь, и он целует мое обнаженное плечо. Мы обмениваемся улыбками, и он садится напротив меня, как раз рядом с отцом и Флином.
Вдруг сидящая рядом сестра шепчет мне на ухо:
– Дорогуша, я могу тебе задать один вопрос?
– Хоть пятьдесят, – отвечаю я.
Ракель украдкой поглядывает слева от себя и, снова придвинувшись ко мне, шепчет:
– Я немного запуталась с таким количеством приборов, здесь столько ножей, с ума сойти. Как брать приборы: снаружи внутрь или изнутри наружу?
Я ее прекрасно понимаю. Я научилась правилам этикета на званых ужинах компании. У нас дома, как и в большей части семей всего мира, мы пользуемся одной вилкой и одной ложкой для любого блюда. Я улыбаюсь и отвечаю:
– Снаружи внутрь.
Я замечаю, что она это же показывает отцу и тот с облегчением кивает. Он такой милый! Я улыбаюсь, а сестра снова спрашивает:
– А какой мой хлеб?
Я смотрю на стоящие перед нами корзинки с хлебом и отвечаю:
– Тот, что слева.
Ракель радостно улыбается. Эрик догадывается, о чем мы говорим, и понимающе на меня смотрит. Я скашиваю глаза, и он начинает хохотать. Его смех разливается во мне теплом.
Поздно вечером, после великолепной вечеринки, где мне пели «С днем рождения» и дарили чудесные подарки, мы возвращаемся уставшие, но довольные. Соня – прекрасный организатор праздников, и ей стоит запатентовать свой талант.
Все ложатся спать, а мы с Эриком заходим в комнату и закрываем дверь на щеколду. Не включая лампы, мы смотрим друг на друга. Только свет уличного фонаря царит в спальне. Не в силах долго стоять и не прикасаться к нему, подхожу и изнеженно обнимаю его за шею:
– Ты только попроси, сейчас и навсегда.
Эрик целует меня, кивая головой, и повторяет на моих губах:
– Сейчас и навсегда.
Как я и обещала племяннице, мы чудесно проводим первую половину дня в бассейне, а после обеда мои родные должны возвращаться в Испанию. Они улетают на личном самолете Эрика. Я огорчена, что они уезжают. Я опечалена, но счастлива, что праздновала с ними свой праздник.
– Хватит уже, малышка, улыбнись, – тихо произносит Эрик, щипая меня за щеку, когда мы останавливаемся на светофоре. – У них все хорошо. У тебя все хорошо. Нет повода грустить.
– Знаю. Но мне очень их не хватает, – бормочу я.
Загорается зеленый свет, и Эрик трогается, я смотрю в окно, и вдруг в машине музыка начинает звучать на всю громкость. Я ошеломленно поворачиваюсь к своему парню и вижу, что он во все горло поет «Путь в ад»[28] группы «AC/DC»:
Живя легко, любя легко,
Я получил билет в один конец,
Ничего не спрашиваю, оставь меня, детка,
Я принимаю все на своем пути…
Я изумленно хлопаю глазами.
Это первый раз, когда я вижу, что он так поет. Я смеюсь. Обожаю в нем эту дикую натуру! Эрик качает головой в такт музыки и делает жест рукой, чтобы я вместе с ним пела и двигалась. Я начинаю петь во всю силу. Мы глядим друг другу в глаза и смеемся. Вскоре он останавливает машину, но мы продолжаем петь, а когда песня заканчивается, мы покатываемся со смеху.
– Мне всегда нравилась эта песня, – говорит Эрик.
У меня отвисает челюсть, услышав о том, что Эрику нравился тяжелый рок.
– Тебе нравилась группа «AC/DC»?
Он долго улыбается, затем делает музыку потише и признается:
– Честно говоря, я не всегда был таким серьезным.
Затем он рассказывает о своей рокерской молодости. Я потрясена. И это мой Айсмен! Однако когда он заканчивает свой рассказ, улыбка снова слетает с моих губ. Эрик всматривается в меня. Он понимает, что я опять думаю о семье. Он видит в моем взгляде боль из-за их отъезда и говорит:
– Выходи из машины.
– Что?
– Выходи из машины, – настаивает он.
Улыбаясь, я выхожу – я уже догадалась, что он собирается делать. По радио звучит песня «Ты счастье моей жизни»[29] Стиви Вандера. Эрик делает громкость на всю, выходит из машины и подходит ко мне.
Боже, он действительно это сделает? Он будет танцевать со мной посреди улицы?
Невероятно!
Он решительно передо мной становится и шепчет:
– Потанцуй со мной.
Без ума от счастья, бросаюсь к нему в объятия. То, что он остановил машину посреди людной улицы и хочет со мной потанцевать, ни капельки не стесняясь, это просто удивительно.
– Как говорится в песне, ты счастье моей жизни, и если я вижу тебя грустной, то не могу быть счастливым, – шепчет он мне на ухо. – Малышка, обещаю, что мы поедем в Испанию, когда ты захочешь, и что твоя семья будет приезжать к нам, когда захочет, но, прошу тебя, улыбнись. Если ты не улыбаешься, я не могу быть счастливым.
Его слова задевают мои самые тонкие струны. Растроганная, я качаю головой и обнимаю его. Танцую с ним и наслаждаюсь этим волшебным моментом. Прохожие смотрят на нас и не понимают, что мы делаем. А я улыбаюсь – меня не волнует, что они подумают. Я знаю, что и Эрика это тоже не волнует. Когда заканчивается песня, я смотрю на него и, переполненная счастьем, шепчу:
– Сокровище мое, я люблю тебя всей своей душой.
Он довольно подмигивает:
– Я до сих пор надеюсь, что ты хочешь выйти за меня замуж.
Меня это рассмешило, и я поясняю:
– Дорогой, это был просто импульс. Ты же не принял это всерьез?
Айсмен долго на меня смотрит и наконец говорит:
– Принял.
– Но, Эрик, о чем ты говоришь? Я не та девушка, которая выходит замуж, и все такое.
Мой безумный любимый целует меня:
– У нас дома в холодильнике есть бутылочка чудесного розового шампанского «Моэт Шандон»[30]. Как ты смотришь на то, чтобы выпить и поговорить об этом импульсе?
Страсть. Возбуждение. Взвинченность.
Он действительно говорит о браке? Но, сдерживая волнение, я улыбаюсь и капризно спрашиваю:
– Розовое шампанское «Моэт Шандон»?