— Я думала и об этом. Но, по-моему, захочет.

— Ладно, все это будет иметь значение только после того, как мы поймаем его.

Раздался стук в дверь, и Бен медленно потянулся к пистолету. Рука двигалась еще не очень уверенно, но все-таки двигалась. Во всяком случае, полицейский «магнум» она держала надежно. Бен подошел к двери и остановился.

— Спроси кто.

Тэсс поднялась было, но он вскинул руку.

— Нет, оставайся на месте, спроси оттуда. К двери не подходи. Вряд ли этот тип перешел с епитрахили на пистолет, но лучше не рисковать.

— Кто там?

— Это детектив Пиломенто, мэм. Узнав голос, Бен открыл дверь.

— А-а, Пэрис. — Пиломенто стряхнул снег с ботинок и переступил через порог. — На дорогах черт знает что творится. Снег выпал в шесть дюймов толщиной. Доброе утро, доктор Курт.

— Доброе утро. Давайте повешу пальто.

— Спасибо. Продирает до косточек, — сказал он Бену. — Маллендор следит за входом в дом. Надеюсь, он догадался надеть теплое белье.

— Ты не слишком тут рассиживайся перед телевизором. — Окинув напоследок комнату взглядом, Бен принялся натягивать пальто. Вход в квартиру только один, и Пиломенто всегда будет не более чем в двадцати пяти футах от Тэсс. И все равно, сражаясь с рукавами, Бен ощущал беспокойство. — Я буду на постоянной связи с наружной охраной. А теперь почему бы тебе не пойти на кухню и не сварить чашечку кофе?

— Спасибо. Только что пил в машине по пути сюда.

— Ну так выпей еще.

— Ага. — Он посмотрел на Бена, потом на Тэсс. — Ясно. — И, посвистывая, вышел из столовой.

— Грубо, конечно, но мне наплевать. — Не громко рассмеявшись, Тэсс обняла Бена за талию. — Смотри, поосторожнее.

— Я всегда осторожен. Это ты поосторожнее. — Он привлек ее к себе и крепко поцеловал. — Ну что, док, будете ждать меня?

— Можете смело на это рассчитывать.

Сжав ладонями ее лицо, Бен постоял секунду, затем поцеловал Тэсс в лоб.

— Ты такая славная.

Она удивленно посмотрела на него, и Бен понял, что далеко еще не исчерпал запас ласковых и хитроумных слов, которые говорил другим женщинам. Ему стало даже как-то не по себе. Чтобы скрыть смущение, Бен накинул ей прядь волос на ухо и отстранился.

— Запри дверь.

Бен вышел. Ему никак не удавалось избавиться от тревожного предчувствия, казалось, что все пойдет не так гладко, как он рассчитал.

Несколько часов спустя, укрывшись в своем «мустанге», Бен встал на вахту напротив дома Тэсс. Две девочки заканчивали лепить огромную снежную бабу. «Интересно, — подумал Бен, — а отец знает, что они стащили его шляпу?» Время тянулось еще медленнее, чем он предполагал.

— Дни становятся короче, — констатировал Эд. Развалившись на пассажирском месте, он напоминал медведя, столько на нем было надето: на тельный комбинезон, бриджи, фланелевая рубаха, свитер и, наконец, толстая парка. У Бена же холод давно добрался до пяток.

— А вот и Пиломенто.

Детектив вышел из здания и, остановившись на секунду на тротуаре, поднял воротник пальто. Это был условный сигнал: Лоуэнстайн на месте и все в порядке. Бен позволил себе расслабиться, но только чуть-чуть.

— Ну, на нее-то можно положиться. — Эд слегка потянулся и принялся сгибать и разгибать ноги, чтобы не затекли. — Хватка у Лоуэнстайн такая, что против целой армии устоит.

— До темноты он и шага не сделает. — Щеки у Бена изрядно замерзли, словно долго сидел у приоткрытого окна, и он решил заменить сигарету на шоколадку «Милки вэй», хотя хотелось курить.

— Ты знаешь, как сахар действует на эмаль зубов? — Эд, привыкший всегда бороться до конца, достал небольшой пластиковый мешочек. В нем было немного домашнего изюма, финики, орешки без соли и пшеничные зерна. Всего этого вполне хватило бы на двоих. — Пора бы тебе всерьез подумать о своем здоровье.

В пику ему Бен отломил от батона изрядный кусок.

— Когда Родерик сменит нас, заскочим по дороге в «Макдоналдс». Куплю самый большой сандвич.

— Подождал бы с этими разговорами, пока я закончу есть. Если бы Родерик, Бигсби и еще добрая половина наших работников питались нормально, никто бы не слег с гриппом.

— Но я-то не заболел, — пробормотал Бен, набив шоколадом полный рот.

— Тебе просто повезло. К сорока твой желудок взбунтуется. И радости от этого, поверь, будет немного. А это еще что такое? — Заметив, на противоположной стороне улицы мужчину, Эд выпрямился. На нем было застегнутое доверху черное пальто. Шел он медленно. Слишком медленно, слишком осторожно.

Оба детектива одновременно потянулись к оружию и схватились за ручки дверей, а мужчина неожиданно рванулся вперед. Бен уже собирался было распахнуть дверцу, как мужчина подхватил одну из девчушек, возившихся со снежной бабой, и высоко подбросил ее. Девочка звонко рассмеялась:

— Папа!

Вздохнув с облегчением, Бен откинулся на спинку сиденья и смущенно повернулся к Эду:

— Ты, я смотрю, шустрый, вроде меня.

— Она мне нравится. И я рад, что ты отважился отведать индейку с ее дедом.

— Я рассказал ей про Джоша.

Эд поднял брови, затем натянул матросскую шапочку так, что лица почти не стало видно. Ему было трудно поверить, что Бен способен на такую откровенность.

— Ну, и?..

— Пожалуй, я рад, что сделал это. Тэсс — самое лучшее, что у меня было и есть. О Господи, до чего же сентиментально звучит.

— Да. — Довольный Эд сунул в рот финик. — Влюбленные обычно всегда сентиментальны.

— А кто сказал, что я влюблен? — Слова эти вырвались у Бена мгновенно — так по наитию уходишь от капкана. — Просто она необыкновенный человек.

— Некоторые неохотно признаются в эмоциональной привязанности, потому что боятся, что на весь длинный рейс не хватит силенок. Слово «любовь» становится камнем преткновения: стоит произнести, как оно превращается в ключ, отпирающий замок, за которым хранится их свобода, их дорогое одиночество, — и обязывает воспринимать себя как половину целого.

Бен швырнул на пол обертку от шоколада.

— «Красная книга»?

— Нет, сам придумал. Пожалуй, стоит написать статью на эту тему.

— Слушай, если бы я был влюблен в Тэсс, а впрочем, в кого угодно, что мешало бы мне так прямо и сказать?

— Ну так как же? Влюблен?

— Она мне не безразлична. Далеко не безразлична.

— Эвфемизм.

— Она много для меня значит.

— Увертки.

— Ну ладно, я без ума от нее.

— Уже теплее, Пэрис, но еще не горячо.