Восьмой сёгун Ёсимунэ вошел в историю как один из лучших представителей династии Токугава, по качеству принимаемых решений сопоставимый с отцом-основателем Иэясу. И не только благодаря своему решению реформировать женскую половину замка. Вероятно, сказались особенности его воспитания и восхождения на вершину власти. То обстоятельство, что он стал сёгуном, вообще сродни чуду. Мать будущего правителя родилась в семье крестьянина, но чем-то приглянулась удельному князю Токугава Мицусада (1627–1705) и родила ему сына. Будущего сёгуна (тогда его звали Синносукэ) воспитывали строго и без особого почтения, если не сказать больше: как крестьянского отпрыска, по воле случая оказавшегося в доме удельного князя. Но все-таки воспитывали. А потом один за другим от болезней умерли двое старших братьев Ёсимунэ, и юноша неожиданно стал главой влиятельного и мощного клана. Еще спустя двенадцать лет благодаря жене шестого сёгуна Иэнобу он оказался в замке Эдо и попал в список главных претендентов на сёгунский пост. Еще один каприз судьбы: малолетний седьмой сёгун Иэцугу (1709–1716) правил всего три года и вскоре умер. Так Ёсимунэ в хорошем для правителя и вполне зрелом возрасте (32 года) стал восьмым сёгуном.

Хотя женщины сыграли немалую роль во взлете Ёсимунэ, он относился к ним трезво. Женских интриг не терпел, возможно, поэтому повторно не женился. За 29 лет правления у Ёсимунэ было шесть наложниц и пятеро детей от них. Показатели средние по тем временам. Но при этом возвышения своих женщин он не допускал и в замке их не селил. Исключение сделал только одно — для матери своего второго сына, наложницы Окому но ката (1696–1723). Она не была красавицей и не пользовалась повышенным вниманием мужчин, о чем сама рассказывала Ёсимунэ. Тот заметил: “Главное, чтобы женщина была добродетельна — не завистлива и не своенравна, а какое у нее лицо — совершенно неважно”. Разумная для правителя позиция, многое объясняющая в поступках восьмого сёгуна. При этом Ёсимунэ сумел выстроить ровные и уважительные отношения с другими влиятельными женщинами замка, и при нем Большой внутренний покой жил как никогда мирно.

Впрочем, погасить стремление женской половины к красивой жизни не смог даже Ёсимунэ. После его смерти (1745) борьба за бюджет продолжилась и в дальнейшем шла с переменным успехом. Правда, чаще побеждали женщины: в 1850-х годах годовой бюджет Большого внутреннего покоя составлял 200 тысяч рё золотом. Для сравнения: на работу двух филиалов Городского магистрата Эдо выделялось в то время вдвое меньше — 99 тысяч рё. В самом бакуфу с роскошью и излишествами боролись довольно успешно, но к женской половине это не относилось. В 1866 году в условиях нарастающего кризиса госсоветникам наконец удалось сломить сопротивление старших фрейлин и законодательно урезать расходы на содержание женской половины замка с 200 тысяч до 170 тысяч рё. Последний, пятнадцатый сёгун Токугава Ёсинобу (1867–1868) после своего назначения даже не стал селить супругу в замке и распорядился не покупать для нее дорогих новых нарядов. А всем фрейлинам велел сократить жалованье.

Это были нелегкие времена, но в Большом внутреннем покое никогда не жили на одно только жалованье.

В конце 1840-х годов глава родственного сёгуну клана Мито великий князь Токугава Нариаки (1800–1860) провинился и попал под домашний арест. Желая избежать опалы, он через посредников обратился к влиятельному родственнику, главе клана Кисю, а затем к одному из госсоветников. У них ничего не получилось. Тогда Нариаки делает заход через женскую половину. Сначала он вышел на придворного доктора Сака Гэнъэки. Тот обратился с просьбой к фрейлине 6-го ранга Михоно. Далее цепочка выстроилась так: фрейлина Михоно — фрейлина 6-го ранга Дзэсёни — фрейлина 1-го ранга Анэкодзи — фрейлина 6-го ранга (бывшая наложница сёгуна) Сада но ката — фрейлина 6-го ранга (нынешняя наложница) Омицу но ката. Итого в решении вопроса приняли участие лейб-медик и пять женщин из Большого внутреннего покоя. В 1849 году сёгун отменил домашний арест князя Токугава Нариаки и вернул ему право аудиенции. Услуги каждого из шести добровольных помощников обошлись клану Мито в 300-1800рё золотом [Танно Сиро, 2010]. Так что женская половина замка знала, за что боролась, когда отстаивала свой бюджет. Закон теневого рынка: чем выше доход благодетеля, тем дороже его услуга.

Этот принцип приобрел особое значение при одиннадцатом сёгуне Иэнари (1773–1841, правил в 1787–1837 годах). По отношению к альковной жизни его можно считать полным антиподом Ёсимунэ. Иэнари, занявший сёгунский пост в 15-летнем возрасте, не особенно интересовался государственными делами. Ими занимался главный советник бакуфу Мацудайра Саданобу (1759–1829), энергичный и толковый управленец, инициатор масштабной реформы годов Кансэй. Истощение казны и падение нравов начались еще при его предшественнике Танума Окицугу. С восхождением Иэнари эти процессы продолжали углубляться. Подобно императору в Киото, одиннадцатый сёгун видел себя символическим правителем. В дела управления особенно не вмешивался, поэтому долгие полвека Иэнари у власти японцы называют “эпохой императорского правления”. При этом одиннадцатый сёгун любил жить красиво: по оценкам историков, казна при нем ежегодно тратила на полмиллиона рё золотом больше, чем получала [Каваи, 2009]. Когда деньги кончались, сёгун инициировал денежную реформу и временно покрывал недостачу. Ещё он любил официальные и неофициальные подношения по чину. Возможно, это шло из детства Иэнари, которое пришлось на взлет идейного взяточника Танума Окицугу.

Женщины занимали в жизни одиннадцатого сёгуна почетное место, поэтому Большой внутренний покой в те годы щедро финансировался. Активная семейная и личная жизнь сделала Иэнари рекордсменом среди пятнадцати сёгунов Токугава сразу в нескольких номинациях: наибольшее число наложниц, самый любвеобильный и плодовитый правитель, самый многодетный и заботливый отец. При разных сёгунах штат женской половины замка различался, но никогда не насчитывал менее 600 человек. При Иэнари эта цифра возросла более чем вдвое, поскольку только официальных наложниц у него было более сорока. Результатом любовной активности Иэнари стали 55 детей, рожденных ему 16 женщинами. Почти все силы и время правителя уходили на устройство их судьбы.

Большая часть женщин служила в Большом внутреннем покое всю жизнь. Это неудивительно: трудового кодекса тогда не было, а вассальная верность доминировала во всех сферах общественной жизни. Единого для всех срока выхода в отставку, как сегодня, тоже не существовало, поэтому с работы уходили по состоянию здоровья или в связи со смертью хозяйки. Престиж службы, хорошее вознаграждение и лучшее по тем временам социальное обеспечение — вот главные аргументы в пользу работы в замке. Фрейлины 1014 рангов получали восемь коку риса в год (1200 кг), 15–18 — четыре коку (600 кг). Это было самое низкое в замке жалованье, но на него девушка могла кормить всю свою семью. Первые девять рангов получали от 12 до 50 коку риса в год (7500 и 1800 кг соответственно).

Медицинское обслуживание в замке Эдо было наилучшим по тем временам. Число придворных лекарей достигало двухсот. О здоровье супруги и матери сёгуна, его наложницах и детях надлежало заботиться особо, поэтому у них был собственный, утвержденный бакуфу штат докторов. Остальные врачи совершенствовали свои навыки, обслуживая фрейлин. Хозяйка женской половины каждые несколько дней проходила осмотр. Он был нехитрым — замер пульса, осмотр и пальпирование грудной клетки и живота. Проводили его старшие, самые опытные врачи — всегда по двое, через нижнее кимоно и с почтением. Фрейлин и низшую прислугу регулярно не осматривали. При недомогании они обращались к лекарям через старшую фрейлину своего ранга, и она решала, вызывать ли врача. Для этого в общей части замка (Хиродзасики) постоянно дежурили младшие врачи — по тогдашней традиции, обычно сыновья старших лекарей, осваивающие ремесло на практике. Контакты между мужчинами и женщинами в замке строго регламентировались, поэтому осмотр и лечение больной всегда проходили в присутствии наблюдателей. В тяжелых случаях женщина получала отпуск, поэтому решение врача подтверждалось несколькими свидетелями.