— Все, что угодно. Что ты хочешь, чтобы я сказал?

— Что к завтрашнему утру ее здесь не будет!

— Хорошо, не будет, — вздохнул Эдуард. — Но знаешь, если бы ты пожелала с ней познакомиться, она бы тебе понравилась. Она веселая молодая женщина, очень начитанная и забавная. С ней приятно проводить время. И у нее чудесный характер. Пожалуй, это самая доброжелательная и милая из всех девушек, каких я когда-либо знал.

— Чтобы завтра же ее здесь не было, — отрезала я, не обращая ни малейшего внимания на это перечисление достоинств Элизабет Шор.

Можно подумать, мне важно, достаточно ли она начитанна! Можно подумать, что это важно самому Эдуарду! Что он способен правильно оценить ту или иную женщину! Да он всегда за любой женщиной охотился, точно распалившийся кобель за течной сукой. И я могла бы поклясться, что он понятия не имеет, насколько каждая из его бесчисленных шлюх начитанна и какой у нее в действительности характер.

— Первым делом, дорогая, первым делом. Я все исполню.

В июне Эдуард приказал арестовать Георга, обвинил его в измене и отдал под суд. Судил его Тайный Королевский совет. Только мне известно, чего стоило моему мужу обвинить родного брата в заговоре с целью убийства. Эдуард тщательно скрывал свое горе и свой стыд. На заседание Королевского совета не пригласили ни одного свидетеля, да в них и не было нужды. Эдуард сам выступил с заявлением, что предательство имело место, и никто не осмелился оспорить выдвинутое королем обвинение. Впрочем, при дворе действительно не было, наверное, ни одного человека, которого Георг не потянул бы за рукав в каком-нибудь темном коридоре и не начал бы шепотом излагать свои безумные подозрения, а потом не пообещал бы значительного продвижения по службе, если его очередной собеседник заключит с ним союз против Эдуарда. Все видели, как Георг демонстративно отказывался от любого блюда, приготовленного по моему приказу в наших кухнях, как он бросал соль через плечо, прежде чем сесть с нами за обеденный стол, как сжимал кулаки и скрещивал пальцы, желая отвести от себя «ведьмины козни», когда я проходила мимо. Вряд ли хоть кто-то из придворных не понимал, что всем этим Георг не только копал себе яму, но и чуть ли не подписывался под признанием в предательстве. Но никто из членов Совета пока не знал, какое наказание намерен применить Эдуард к своему неверному брату. Члены Совета единодушно признали, что Георг, безусловно, виновен в предательстве, но меру пресечения ему так и не назначили. Никто из них даже не предполагал, как далеко зайдет король в борьбе с собственным братом, которого все еще любит.

Рождество мы праздновали в Вестминстере, но странный это был праздник, поскольку Георга на обычном месте в парадном зале уже не было, а его мать выглядела мрачнее грозовой тучи. Рождество Георг встретил в Тауэре, обвиненный в предательстве; его там, правда, отлично обслуживали и, не сомневаюсь, кормили и поили всласть, но всем было ясно: в действительности его место среди нас, да и его маленький тезка находился в детской, всех умиляя. Самую большую радость мне доставляло то, что вместе со мной за праздничным столом сидели все мои дети. Из Ладлоу приехал Эдуард, а вместе с ним и мой сын от первого брака Ричард Грей. Томас вернулся из Бургундии после визита ко двору герцога. Да и все остальные дети, в том числе и маленький Георг, были веселы и здоровы.

В январе мы отпраздновали самую великолепную помолвку, какую когда-либо видела Англия: мой маленький принц Ричард был помолвлен с наследницей богатого состояния Анной Моубрей. Четырехлетнего принца и эту очаровательную малышку поставили на пиршественный стол, накрытый по случаю, и они, одетые в чудесные свадебные наряды, держались за руки и напоминали прелестных куколок. Они должны были жить порознь, пока не достигнут брачного возраста, но это было великое дело — обеспечить моему сыну такое состояние, сделав его самым богатым принцем в истории Англии.

Миновал праздник Двенадцатой ночи, и сразу после него Эдуард явился ко мне и сообщил, что Совет требует поскорее принять решение относительно дальнейшей судьбы герцога Кларенса.

— И каково же оно будет, твое решение? — спросила я.

Меня одолевали мрачные предчувствия. Я думала о своих сыновьях — о следующих троих братьях Йорках: Эдуарде, Ричарде и Георге. Что, если и они волею судьбы пойдут друг против друга, как это случилось с их взрослыми тезками?

— Полагаю, мне придется быть последовательным, — печально отозвался Эдуард. — Наказание за предательство — смерть. У меня просто нет выбора.

Королева-мать, гневно прошелестев мимо меня платьем, двинулась навстречу Эдуарду. Ей не терпелось обсудить с сыном ситуацию.

Эдуард опустился перед ней на колени за благословением, и она рассеянно положила руку ему на голову. Королева-мать явно не испытывала к Эдуарду никакой нежности, все ее мысли были теперь только о Георге. Я встала и слегка поклонилась ей. Едва удостоив меня ответным поклоном, она снова повернулась к сыну.

— Мама, я просто не знаю, как мне поступить, — обратился к ней Эдуард.

— Даже думать не смей казнить его. Он твой брат. Помни об этом.

Эдуард с несчастным видом пожал плечами.

— А вот Георг утверждает, что никакой он ему не брат, — вмешалась я, — что они с Эдуардом лишь сводные братья, что Эдуард — бастард, якобы рожденный вами, матушка, от одного английского лучника. Стало быть, он клевещет не только на нас, но и на вас. Георг вообще весьма щедро распускал гнусные слухи, не останавливался ни перед чем, навешивая позорные ярлыки. Меня, например, он назвал ведьмой, ну а вас, матушка, — шлюхой.

— Не верю, что Георг говорил нечто подобное, — сухо заявила королева-мать.

— Нет, мама, это правда. Он действительно так говорил и продолжает говорить, — подтвердил Эдуард. — Георг постоянно оскорбляет меня и Елизавету.

Но королева-мать смотрела на Эдуарда так, словно не видела в поведении Георга ничего дурного.

— Своей клеветой он подрывает основы дома Йорков, — заметила я. — Мало того, он нанял колдуна, чтобы навести порчу на короля.

— Он твой брат, — повторила моя свекровь, словно не слыша меня. — Тебе придется простить его, Эдуард.

— Он предатель, и ему придется умереть! — довольно резко возразила я. — Иного выхода нет. Разве можно простить заговор с целью убийства короля? В таком случае почему бы и потерпевшим поражение Ланкастерам вновь не начать плести интриги? Почему бы не простить арестованных нами французских шпионов? Почему бы не помиловать любого бандита с большой дороги, который вздумает явиться во дворец с ножом и нанести смертельный удар в грудь вашему сыну, самому лучшему из ваших сыновей?