Сердце ушло в отчаянный галоп, а кровь зашумела где-то в ушах. Игорь действительно предлагал начать нам всё сначала. Глаза защипало, и, жалобно хлюпнув носом, я прижалась щекой к его груди и уже предсказуемо расплакалась.

— Почему всё так сложно?

— Если бы я только знал.

Его рука легла мне на затылок и погладила по волосам.

— Прав был Сенька, когда говорил, что нам проораться надо, — хмыкнул мужчина, наверное принимая мою реакцию за согласие.

Я позволила себе минуту слабости, по-мазохистски наслаждаясь его теплом и близостью, после чего упёрлась ладонями ему в грудь и попыталась отстраниться.

— Нам нельзя… ещё раз, — слёзы бежали по моим щекам, и я даже не пыталась этого скрыть. — Мы всё ещё совершаем те же самые ошибки, но сейчас на кону стоит гораздо большее. Я не могу больше рисковать Арсением.

***

Ту ночь мы провели вместе, спя каждый на своей половине кровати, с Жужей посередине.

А утром я проснулась уже одна в спальне и с Арсением через стенку. В школу в тот день он так и не пошёл.

Арсений решил родиться за две недели до моего дня рождения и на месяц раньше положенного срока.

Я пришла с пар, уставшая и замученная — уходить в академ не хотелось, поэтому, договорившись с деканатом, я в сжатые сроки сдавала сессию экстерном. Дел было много, а времени, как всегда, не особо. Приходилось вкалывать. Несмотря на то, что многие из преподавателей пошли мне навстречу, сделав заметные поблажки, нашлись и те, кто принципиально требовал выполнения всего объёма заданий за курс.

В этот день я чувствовала себя вымотанной больше обычного. Живот тянуло, спина болела, а ребёнок против обычного не проявлял никакой активности. Заставить себя делать что-либо никак не выходило, почти целый час я просто пролежала на диване, борясь с неясной тревогой, что начинала наполнять каждую клеточку моего тела.

— Ещё рано, — убеждала я себя, — время ещё не пришло.

Попытка выползти на кухню и приготовить ужин не закончилась ничем хорошим. Дискомфорт в животе и области таза нарастал, как и страх, что чёрной и липкой массой расползался у меня на душе.

Ближе к пяти я сдалась и позвонила Ключевскому.

— Скорую вызывай, — приказным тоном велел Игорь. — Я сейчас приеду.

— Но…

— Скорую!

В голову лезли ненужные мысли. Всеми силами гнала их от себя, но получалось плохо. Оставшееся время до приезда скорой простояла у окна в кухне, сжимая в одной руке телефонную трубку, а второй ощупывая живот в надежде почувствовать хоть какой-то намёк на шевеление.

— Я с тобой, слышишь? — шептала, глотая горькие слёзы. — Живи, просто живи.  

Воды отошли уже в карете скорой помощи.

***

— Будем рожать, — вынесла свой вердикт врач после осмотра.

— Но ещё рано! — запаниковала я.

Игорь до сих пор был в пути, и меня буквально снедал ужас сделать что-либо не так. В голове набатом пульсировали его слова о дочери, слишком крохотной для жизни.

— Рано, но не критично. Срок позволяет. Все внутренние органы сформированы, вес плода почти три килограмма. Впрочем, в вашей ситуации меньший вес даже к лучшему, есть небольшая степень сужения таза.

Не знаю, насколько всё было к лучшему, но роды дались мне тяжело. Несмотря на стойкое желание ребёнка появиться на свет, сам процесс оказался крайне не быстрым. В родовом зале я оказалась только под утро, но и тут всё длилось изматывающе долго. Видимо, я ни разу не кошка. Потуги, схватки, крики слились в одну бесконечную череду, но у меня никак не получалось вытолкнуть Арсения из себя. Под конец я измучила не только себя, но и бригаду.

— Ну же! — ругалась на меня возрастная акушерка, — Ребёнка бы хоть пожалела!

— Не могу! — кричала я, еле сдерживая рвущуюся наружу истерику.

— Конечно, как беременеть, так они все пожалуйста, а как поднапрячься…

В итоге это и помогло мне собраться. Арсений родился исключительно на моём чувстве раздражения и голом упрямстве. Правда, сил радоваться его рождению у меня уже не было.

Когда мне на грудь положили маленькое горячее тельце, я наконец-то разревелась. Но не от счастья, а от пугающего понимания, что это теперь навсегда.

***

Я его боялась.

Смотрела красными из-за полопавшихся капилляров глазами и боялась. Даже лишний раз моргнуть не решалась, дабы не пропустить что-то важное. Не знаю, откуда это пришло, но ребёнок выглядел настолько крошечным и беззащитным, что весь остальной мир автоматически хотелось записать во враги.

Его принесли сразу, как только меня перевели из послеродовой в отдельную палату, оплаченную Ключевским. Самого Игоря к нам пока не пускали, поэтому приходилось рассчитывать только на себя и медсестру, которая поначалу суетился возле меня, объясняя, что и как. Я заворожённо кивала и не сводила глаз с новорождённого. Тело ныло от боли и напряжения, но всё это меркло перед опасением всё испортить. Поначалу я даже не решалась взять его на руки, словно одно неловкое движение — и обязательно случилось бы непоправимое.

Первая попытка приложить его к груди под строгим надзором медсестры так и закончилась ничем, молоко не пришло.

— Бывает, — оптимистично улыбнулась женщина. — Время ещё есть, а пока будем кормить его смесью.

Я согласно качнула головой, невольно записывая неудачу в список того, что пошло не так. Пунктов там было предостаточно.

Впрочем, всё это ушло на второй план, когда мы остались вдвоём.

Ребёнок спал, а я… никак не могла осмыслить случившееся.

Я родила.

И пусть у меня было восемь месяцев на то, чтобы подготовиться к этому событию, всё равно оказалась не готова. Преждевременные роды припечатали меня гранитной плитой.

Пережитый страх потерять его неожиданно перевесил всё.

Ценность человеческой жизни я понимала и до этого, особенно после бабушкиной смерти, но ещё никогда чья-либо судьба не была в моих руках.

Каждое движение, звук, вздох ребёнка заставляли сердце замирать. Арсений спал, я судорожно вслушивалась в его дыхание и думала, что схожу с ума. Это тоже давило. Разве так себя должна чувствовать новоявленная мать? А как же радуга и скачущие единороги?

Время тянулось как резиновое. С определённой периодичностью заглядывала медсестра, заставляя меня снова и снова пробовать прикладывать ребёнка к груди. Но результат всегда был един: измучив мой «пустой» сосок и себя, ребёнок заходился в требовательном крике, после чего мне уже выдавали шприц со смесью. Оставалось только удивляться, откуда в создании, которому был десяток часов от роду, находились силы на то, чтобы издавать такие настойчивые звуки.