К ней свое внимание возвращаю. Замираю, разглядывая ее заплаканное личико по-новой. Заодно раздумываю о том, пора ли мне слуховой аппарат ставить, или это ее от переизбытка эмоций так нехило накрывает.

– Конечно, самый лучший. Других-то у тебя не было. Сравнивать не с кем, – иначе и не объяснишь.

Вся видимая беззащитность, как шелуха слезает с нее. Тая выпрямляется в спине и тут же задирает подбородок повыше, пока мягкость в голубом взоре сменяется воинственным блеском.

– С чего ты так решил? – выгибает бровь вопросительно, строя из себя мисс Невозмутимость, чем веселит еще больше.

Все-таки забавная она временами.

– Твоя соседка тебя сдала. И сын. Забыла?

– Если я не выставляла свои отношения напоказ – не значит, что их не было, не думал о таком? – совсем мрачнеет и поднимается с постели.

Поднимаюсь на ноги вслед за ней, скрещиваю руки на груди.

– В принципе, вариант, где я лучше, чем непонятно кто, тоже не так уж и плох, – не ведусь. – Но ты еще подумай, сделай переоценку своих воспоминаний. Вдруг ошиблась? Тем более, раз уж в действительности есть, с кем сравнивать.

Семен присылает ответное сообщение. И совершенно зря я на его прочтение отвлекаюсь. Пропускаю ее реакцию, а ответом мне становится… хлесткая пощечина. Обжигает физиономию похлеще братского удара. От неожиданности, вероятно. А может и нет. Я буквально в ступор впадаю. На мгновение.

– А ты и правда полный придурок, Игнат Орлов! И я действительно ошиблась, а не вдруг! – срывается девчонка.

Во второй раз удар я не пропускаю. Ловлю маленькую ладошку в считанных сантиметрах от своего лица. Сжимаю крепко. И эту, и другую. На всякий случай.

– Не повезло тебе, Тая Орлова, – намеренно подчеркиваю фамильное сходство, разводя ее руки в стороны.

– Вот именно, дурья твоя башка! – снова ругается, дернувшись в моих руках в попытке освободиться. – Орлова! И как думаешь, с чего вдруг я согласилась ею стать? – переходит на свой любимый язвительный тон.

– Я не оставил тебе выбора? – вопрос, он же ответ.

Ответом становится еще одна попытка меня покалечить. На этот раз ногой. Пресекаю. А чтоб в процессе себя не покалечила, скручиваю, разворачивая ее к себе спиной, пока она брыкается и обиженно пыхтит, не оставляя новых попыток до меня дотянуться.

– Точно идиот! – шипит сквозь зубы, которые тоже решает пустить в ход, раз уж иначе не получается выпутаться из моих рук. – Да захоти я уйти от тебя, изначально никуда с тобой не поехала!

Все-таки кусает. И опять брыкается, рассчитывает, что ослабляет меня. Не тут-то было. Но позу приходится менять. Девчонка завалена частично на кровать – грудью, лицом вниз, частично на пол – на колени. Придавливаю сверху своим весом.

– Пусти меня, гад! Пусти, кому говорю!

На этот раз мне в бок прилетает локоть.

– Надо было подумать о том, чтобы я тебя отпустил, до того, как ты сказала мне «Да». В первый раз. Не только сегодня, – задеваю губами раскрасневшееся ушко.

Хотя и тогда бы не отпустил. Мы оба это знаем.

– В первый раз я знать не знала, кто ты такой! Так что не смей меня в это сейчас тыкать! И я как раз думала! Это ты… идиот!

Снова начинает выкручиваться из моих импровизированных объятий. Усиливаю хватку. И на что надеется? Без вариантов.

– Оскорбишь меня еще раз, отшлепаю, – предупреждаю, не отличаясь терпением для того, чтобы дождаться ее реакции.

Сразу задираю выше полотенце, в которое она укутана, оголяя упругие ягодицы. Тая замирает. Оборачивается и смотрит на меня совсем уж изумленно.

– Даже не вздумай! – опять переходит на шипение, пытаясь полностью развернуться ко мне лицом, чтобы спрятаться от возможных последствий. – Сам себя шлепай, извращенец! А меня не смей трогать! Вообще никак!

– И что меня остановит? – усмехаюсь в ответ, в доказательство своих намерений опуская ладонь между ягодиц, слегка надавливая, ведя сверху-вниз. – Или кто? Ты? – смотрю ей прямо в глаза, раз уж она теперь ко мне вполоборота. – Совести у меня нет, если вдруг забыла. Благородством я тоже не страдаю. Хотя в одном ты права: я однозначно извращенец, раз уж умудрился засунуть свой член в такую тихоню и милашку, как ты, а потом еще и свои гены в тебя спустить.

– Что? – окончательно выходит из себя Тая. – Хочешь сказать, что я тебе еще и не подхожу? Тогда нахрена ты на мне женился, такой тихоне и милашке, если тебя такая не устраивает? Шел бы, да другую себе искал, более подходящую!

Вот тут мне требуется пауза. Чтоб иначе перехватить начинающую слишком успешно вырываться девчонку. И чтоб снова быть к ней максимально близко. Так, что почти кожа к коже.

– Это я тебе не подхожу, глупая, – утыкаюсь носом ей в затылок и глубоко вдыхаю ее запах.

Не подхожу, да. Но и отпустить не могу. Она – часть меня. Вот такая вот «тихоня и милашка», отчаянно, раз за разом пробуждающая зачатки совести, которая сдохла во мне еще в дошкольные времена. Полнейшая противоположность. И все то, кем я быть не могу. При том, что все равно неотделима.

Тая повторно замирает, а через паузу шумно выдыхает.

– Нет, ты точно дурак, – произносит тоскливо.

Пауза. И звонкий шлепок. Обещал же.

– Ай! – тут же реагирует она. – Сказала же, не смей меня шлепать, извращенец! А не то…

Не договаривает. Комнату заполняет звуком нового шлепка.

– А не то – что? – интересуюсь ехидно.

– Напою до беспамятства и перманентный макияж сделаю, – отвечает в том же тоне.

Задумываюсь. Угроза обстоятельная. Хоть и смешная.

– А не опасаешься, что я по-пьяни еще кому-нибудь ребенка заделаю? – не удерживаюсь от вопроса.

Чувствую, как она напрягается всем телом, явно представляя мою угрозу в действии. Снова глажу ягодицы.

– Только попробуй! Сделаешь так, и можешь забыть о нас с Максом навсегда уже точно. И плевать мне, насколько ты опасен в гневе. Уйду и не найдешь, хоть всю планету вспахай и наизнанку выверни.

Голос – тихий, серьезный. Взгляд – острый и колкий. Но и