– Но дождь испортит…

– Я перенесу все еще до дождя. Обещаю.

Я чувствую себя не будущей королевой, а скорее непослушным ребенком, использовавшим лучшее постельное белье своей матери, чтобы построить игрушечную крепость.

Коррин с раздражением оставляет столик в покое. А затем хмурится, глядя на огрызок, оставшийся от моего карандаша.

– Нужно поточить.

– Я вижу. – Она кладет его в карман. – Возможно, Доркус сможет помочь.

Мои брови приподнимаются.

– Прости, кто?

– Ваш другой страж.

– Его зовут Доркус[20]?

Я изо всех сил пытаюсь сдержать свой глупый смешок. Может быть, поэтому он и не представился.

Коррин с любопытством хмурится, глядя на меня, но затем отбрасывает свои мысли, и, уже идя к выходу, указывает пальцем на террасу.

– Занесите до дождя!

* * *

Этой ночью никто не бродит по извилистым тропинкам королевских земель, кроме стражи Боза.

Два часа назад я видела, как те же здоровенные рабочие, что на днях таскали камни от разбитого фонтана, используя носилки, вытащили из сада бездыханное тело лорда Квилла. С тех пор на город опустилась тьма, и жрицы прошли, чтобы зажечь фонари своей магией заклинателей.

Но на улицах никого. За дверьми не слышно ни музыки, ни смеха. Ничего, кроме приглушенных голосов. Все кажутся встревоженными, как и должно быть.

Сегодня при дворе убили человека.

– Кто эта женщина?

Я вздрагиваю от внезапно раздавшегося за моей спиной голоса Зандера, и оборачиваюсь.

– Можешь, пожалуйста, не подкрадываться ко мне так?

Я не видела его несколько часов с тех пор, как он исчез в главном здании с Абарран и Аттикусом. От окон его спальни исходит тусклый свет, дверь приоткрыта. Зандер сбросил с себя верхнюю одежду и ножны, туника расстегнута и расшнурована спереди, будто он начал раздеваться, но вдруг передумал и решил заглянуть сюда на полпути. Интересно, у него тоже есть слуга, который помогает ему или так повезло только мне? Я никогда не видела даже намека на это.

– Я не виноват, что ибарисанцам не хватает скрытности. – Он ухмыляется, но его пристальное внимание все еще сосредоточено на бумаге в руке. – Кто она?

На бумаге красуется лицо Софи, написанное карандашом, так любезно предоставленным мне дорогим Доркусом и принесенным Коррин. Лица всегда хорошо отпечатывались в моей памяти, и все же я удивляюсь, как точно помню острые скулы и подернутые мраком глаза женщины, с которой провела меньше суток. Однако этого хватило, чтобы она безвозвратно изменила мою жизнь.

– Я не уверена.

Это ложь, но также и правда. Кто такая Софи? Элементаль с разбитым сердцем, пребывающая в отчаянии из-за ужасного положения мужа. Но, кроме этого, я ничего о ней не знаю.

Я внимательно смотрю на Зандера, ища любой намек на то, что он может распознать мою ложь по пульсу, как делал это ранее. Но он изучает набросок, наморщив лоб.

– А что? Она кажется тебе знакомой?

Бывала ли Софи в Илоре?

Зандер качает головой.

– Я так думал, но все же нет.

Он отрывается от наброска, чтобы посмотреть на меня. Его взгляд падает туда, куда вонзились когти дэйнара. Персиковое платье, увы, не скрывает эту часть тела. Челюсти Зандера напрягаются. С отвращением или жалостью – не могу сказать. Я борюсь с желанием отпрянуть, чувствуя себя неловко, несмотря на решимость не переживать о том, что он думает.

Его внимание возвращается к портрету Софи, но затем он предполагает:

– Наверное, это было больно.

Держу пари, не так больно, как быть отравленным чем-то, что сжигает тебя изнутри. Я собираюсь спросить его о лорде Квилле, когда на бумагу падает крупная капля дождя. За ней быстро следуют вторая и третья.

Выругавшись, я бросаюсь к столу.

– Коррин убьет меня, если эта мебель испортится!

– Она действительно гордится этой безупречной обивкой, – с усмешкой говорит Зандер. – Погоди. – Он отдает мне рисунок, освобождая руки, чтобы с легкостью приподнять большое кресло с подголовником и столик.

Начинается ливень. Я хватаю фонарь, и мы вместе бежим внутрь, минуя мою спальню в гостиную, где стоит камин. Комната озаряется свечами, которые Коррин зажгла, уходя. В сочетании со старомодным изяществом комнаты это создает атмосферу, которую можно было бы посчитать романтичной при других обстоятельствах.

– Я слышала, что произошло.

– Думаю, все в замке слышали, что произошло.

– Есть предположения, кто это сделал?

– Не совсем, нет.

Зандер расставляет мебель, тратя время на то, чтобы сделать это должным образом.

– Женщина, которая была с лордом Квиллом, его кормилица, буквально висела на нем. Думаешь, может быть, его жена приревновала и…

– Леди Квилл не убивала своего мужа. Она знала, где он и с кем. И что они делали.

– И ей было все равно, что ее муж получает от этой девушки чуть больше, чем просто кровь? Не верю, что между ними ничего, кроме этого, не было, и даже не пытайся убедить меня в обратном.

Зандер рассеянно проводит руками по мокрым пятнам на рубашке.

– Их отношения не наше дело.

– Верно. Конечно. Я забыла, как это здесь работает.

Так же, как никого не касается, что король приводит в постель свою кормилицу, пока его предполагаемая будущая жена находится буквально под боком.

Брови Зандера вопросительно поднимаются.

– Неважно, – бормочу я. Он может считывать раздражение? Надеюсь, что да. Я бы ни за что не потерпела, чтобы он приводил женщин в свою постель по любой причине, если бы у нас на самом деле были чувства. – Ладно. Но, возможно, кормилица чувствовала себя иначе. Может, она была влюблена в Квилла и хотела, чтобы он бросил жену и обратил ее, а когда он отказался, она разозлилась и отравила его.

– Думаю, мне больше нравилось, когда ты ничего не знала о наших обычаях. – Зандер плюхается в кресло, которое поставил, словно вся тяжесть дня внезапно захлестнула его. – Весьма сомнительная версия. Обращать людей запрещено, даже если человек этого желает. Это действие повлекло бы за собой немедленный смертный приговор для обеих сторон. Кроме того, я был там вскоре после смерти лорда Квилла. Людей постыдно легко читать, знаешь ли. И в этой девушке я не заметил ничего, кроме горя.

– Значит, она действительно любила его?

– Да, и это неудивительно. Многие из кормильцев связаны со своими хранителями. Но это не меняет реальности. Людей с раннего возраста учат, что быть кормильцем – это важная роль, но все же это лишь служение, не более того.

– Я слышала, что чем привлекательнее будет кормилица, тем лучше. – Мой голос полон презрения.

– Это, безусловно, делает необходимость более приятной, – возражает он с вызовом во взгляде.

Со сколькими своими кормилицами