впервые смотрят, как жрицы зажигают фонари.

– Думаю, они такие же новички в этом деле, как и я. Или так я себя чувствую, – быстро поправляю я. – Как ты это сделал? Ты можешь просто поджигать вещи?

Зандер кивает на канделябр на стене – пламя танцует в стекле, словно его тревожит слабый сквозняк.

– Пока есть источник, я могу манипулировать им так, как захочу.

– А у меня то же самое с водой?

– Каким бы забавным не казался факт обучения моего врага владению подвластной ему стихией, боюсь, я должен воздержаться, – сухо говорит он.

Я откидываю голову назад и испускаю неприятный стон, вызывая у него еще один смешок.

Зандер не спешит покидать мою спальню, его внимание сосредоточено на пламени в очаге, его мысли, кажется, далеко. Каково это – сидеть на троне и править всеми этими людьми? Иметь высшую власть и при этом опасаться всех тех, кто замышляет завладеть ею? Это может сделать человека вечным параноиком. Я ему не завидую.

– Как ты думаешь, что с тобой будет, когда эта игра, – он копирует мой жест, водя пальцем в воздухе между нами, – закончится?

Я пойду домой. Не в Ибарис, а в Нью-Йорк. Мне нельзя этого говорить. Софи предупредила меня не делать этого, и пока я не узнаю больше о нимфеуме, ее слова – мой спасательный круг.

– Ты имеешь в виду, когда я больше не буду здесь пленницей?

– Я нахожу странным, что ты не договорилась о своем освобождении в рамках этого соглашения. Как будто и не собираешься уходить.

Потому что я рассчитывала на то, что Малакай вытащит меня отсюда, когда придет время, как и обещала Софи. Теперь я размышляю, не было ли глупым предполагать подобное.

– Наверное, я полагала, что ты совершишь благородный поступок. Знаешь, учитывая то, какой ты порядочный.

Зандер ухмыляется.

Но его вопрос наводит на мысль: а что, если назад дороги нет?

Если то, что Вэнделин рассказала мне о Судьбе Огня, правда, он не прочь использовать своих подданных для собственных амбиций. Хочу ли я достать для него этот камень? И смогу ли я открыть эту дверь? Что заставляет его думать, что я смогу, когда могущественная Заклинательница ключей Фаррен не смогла? А что, если грандиозный план Зандера по разоблачению сообщника принцессы Ромерии сработает, и мы найдем его раньше Худэма? Свадьбы не будет – во всяком случае, между нами. Смогу ли я найти другой путь в нимфеум? Я до сих пор не знаю, где это.

– И снова он… этот водоворот беспокойства вокруг тебя. – Зандер наклоняет голову. – Что тебя так волнует?

Ненавижу эту его способность.

– Те дети сегодня, те, что на тренировочной площадке, ты хорошо с ними обращался, – говорю я, меняя тему.

Он заглатывает наживку.

– Ты удивлена?

– Да.

Его губы изгибаются в уголках, а затем появляются ямочки, увидеть которые можно довольно редко, учитывая, что Зандер почти не улыбается.

– Обучение обращению с оружием всегда доставляло мне удовольствие, особенно в юности. Иногда мне просто хочется оставить все это и быть простым солдатом. Я завидую своему брату.

Он потягивается, выгибая спину так, что я не могу не обратить внимания, как ткань облегает его грудь.

– Увидев тебя с ними, я подумала, что ты не такой уж и ужасный, – признаюсь я.

С каждым днем, проводимым с ним, я все меньше вспоминаю того пугающего короля в доспехах, который был в секунде от того, чтобы вонзить кинжал мне в сердце. Зандер становится похож на любого другого парня, которого я могла бы знать, – за исключением этой фишки с клыками, конечно, – тем, кто испытывает ужасную нагрузку от своего жизненного положения. Но о его натуре кровососа удивительно легко позабыть, особенно когда мы сидим друг напротив друга и разговариваем как равные, а не как король и пленница.

– Не волнуйся. Еще есть время передумать, – бормочет он. – Ты была заинтригована уроком Абарран.

– Ты знал, что я смотрю?

Он ни разу не поднял глаз, пока был с ними.

Зандер ухмыляется.

– Ты всегда смотришь. Стоя снаружи, будто эти стены могут задушить тебя. – Его глаза блуждают по позолоченной лепнине на потолке. – Ты наблюдаешь за бойцами на площадке весь день, а всю ночь – за любовниками.

– Значит, ты так их называешь?

Стражи, должно быть, докладывают ему. У них он тоже просит ежедневные отчеты?

– А как бы ты их назвала?

– Не знаю, но не так. Они там пьют кровь и трахаются, не то чтобы скрываются от чужих глаз.

В глазах Зандера блестит веселье, но также я замечаю и искорку жара.

– Илорианцы не так уж осмотрительны.

То есть ты, хочется сказать мне, однако еще одно упоминание о вечернем визите кормилицы в его спальню определенно пошлет неверный сигнал.

– Это потрясающе, знаешь. Как эти бойцы двигаются. Я никогда не видела… то есть я имею в виду, что не могу припомнить, чтобы кто-то так дрался. Знать бы, каково это.

Возможно, тогда Тони не смог бы так легко вырвать нож из моей руки. Но что случилось бы после? Я бы его прирезала? Есть ли у меня силы заколоть человека? Я всегда гордилась тем, что меня не соблазнили на путь насилия и наркотиков, по которому шли многие другие дети на улице.

– Раньше ты неплохо обращалась с клинком.

– А еще я умела ездить верхом, не так ли?

Я нашла в своем шкафу комплект из бриджей, туники и кожаных ботинок, предположив, что принцесса Ромерия порой все-таки надевала что-то, кроме шелка и кружев.

– Ты была прекрасной наездницей. – Таинственная улыбка заставляет меня задуматься, не думает ли он о чем-то совершенном ином, нежели езда на лошади. – А теперь ты, видимо, художница. – Он кивает на изображение лица Софи. – Ты словно другой человек.

Я делаю глубокий вдох, пытаюсь успокоить свой сердечный ритм. Зандер смотрит на меня, и я чувствую подступающую панику.

– Я действительно другой человек, в отличие от той Ромерии, которую ты знал. Ее больше нет.

По крайней мере, на данный момент. Что с ней будет, когда Малакай вытащит меня из Илора? Это тело обратится в прах, или же вернется та, злобная версия Ромерии? Надеюсь, нет. Ради всех этих людей.

– Да, это становится все очевиднее с каждым днем, – тихо произносит Зандер. – Но какой бы талантливой художницей ты ни была, это тебя не защитит. В следующий раз тебе стоит присоединиться к детям на уроке. – В его голосе слышится смех.

– С Абарран? Она же страшнее дэйнара.

Зандер усмехается.

– Тогда, может быть, с другим учителем?

– И кто