Кивнув, Ник встает, стряхивая с себя грязь и стебельки тростника.

— Мы как раз должны успеть на обзор матчей последнего тура, — говорит он.

Сидящий справа человек в толстых очках что-то мне говорит, но музыка играет слишком громко, чтобы я мог что-нибудь разобрать.

— Что, простите? — переспрашиваю, выковыривая крошечные наушники из ушей и морщась при этом от боли.

— А вы зачем летите? — интересуется он. — Удовольствия ради или по делам? Что вы будете говорить таможенникам в аэропорту Кеннеди?

Сосед смеется, и его смех похож на хриплые звуки аккордеона; в зубах у него много пломб. Я бросаю взгляд на небольшой экран, встроенный в спинку кресла передо мной. Показывают любительские видеозаписи в духе шоу Джереми Бидла «Вот ты и в кадре» — падающие со стульев дети, врезающиеся друг в друга люди, вылетающие за пределы площадки танцоры. Естественно, ничего другого и не захочется смотреть, когда самолет уже выруливает на взлетную полосу. Короткое напоминание о склонности людей к совершению ошибок, встряска для мозгов, если вы подзабыли, что даже самые незначительные желания (пройтись по дороге, посидеть на стуле — а не то что подняться над облаками в огромной коробке из-под сигар) могут вылиться в катастрофу. Пристегните ремни и давайте попробуем попасть в шоу Джереми Бидла.

Поворачиваюсь к своему соседу. На самом деле хороший вопрос. Наверное, все вместе. Пожалуй, у меня очень сложное дело, хотя и связано оно с удовольствием.

— Я лечу за Диной, — отвечаю в надежде, что несколько необычный ответ его отпугнет и он оставит меня в покое, но в этот момент раздается рев двигателей, заглушающий мои слова.

— Что? — переспрашивает он.

— Я лечу за Диной.

И еще, возможно, за потерянными когда-то в детстве пятью часами.

— А кто такая Дина? — интересуется он.

Мы отрываемся от земли, и я вспоминаю, что прямолинейность американцам никогда не мешала. Мотаю головой, давая понять, что это длинная история. Он пожимает плечами.

— Простите, а можно я это возьму? — кивает он в сторону моих коленей.

Я опускаю взгляд. В полиэтиленовом пакете, из которого тянется провод наушников, виден еще и небольшой мягкий футляр. Молния на нем расстегнута, внутри лежит абсолютно новая черная повязка на глаза и беруши.

— Просто Луизе — жене моей — не заснуть, если в комнате хоть немного света, так что я всегда пытаюсь утащить из самолета одну-две повязки для нее.

Смотрю на соседа и за полнотой его доброго лица вижу изнеможение — все оттого, что он столько ночей не спал, успокаивая Луизу. Я снова опускаю глаза, затем бросаю взгляд в иллюминатор. Вот они. Небесные айсберги.

— Конечно, — отвечаю я, протягивая ему весь футляр.