— А с сианьцами? — спросил Ло Фу.

— Пока не трогать. Политика.

Ло Фу посмотрел вслед русскому и мысленно скривился. Анархистов и прочую сочувствующую им сволочь он ненавидел больше японцев. С теми все ясно — враги. Они убивают тебя — ты убиваешь их. Никаких сомнений и раздумий. Хорошего противника и уважать нормально. Внутренние враги гораздо хуже и опаснее. Говорят вроде правильные вещи, а делают…

В тысяча девятьсот тридцать первом году они практически случайно засекли радиопередатчик. Вместо доклада занялись сами и вскрыли целую сеть левацкой агентуры. Почти сотня человек — и не шитые дела с выбитыми пытками показаниями, а реальная подготовка к восстанию и покушению на лидеров Гоминьдана. Оружие, взрывчатка. Да много чего…

Что потом еще через год находили трупы убитых своими же, ладно. «Предатели», подозреваемые в предательстве. Способные на предательство — это их дела. Сами же поубивали больше соратников, чем гоминьдановские следователи.

Хуже другое. Цзян Чжунчжэн, узнав подробности несостоявшихся терактов, взбесился и двинул войска на контролируемые леваками районы. Их так прижали, что пришлось уходить на север, в Сиань. И все бы ничего, но по дороге они массово уничтожали всех хоть слегка более зажиточных жителей, чем они там у себя, в деревнях на юге, привыкли. И уж образованных и помещиков в обязательном порядке. Что добрались до Сианя немногие — подавляющее большинство перебили в пути гоминьдановские части, — как-то мало утешает. Зачем всю его семью расстреляли? Чего им плохого сделали? А крестьянам местным? Отца вся округа уважала. Всю жизнь помогал, чем мог. Ну да, всем не поможешь, можно подумать, теперь легче стало. Чуть ли не единственный врач с европейским образованием на всю округу. Нашли тоже угнетателя.

Он теперь не мог спокойно видеть всех этих анархистов-синдикалистов. Вот сбитого японского летчика-шифровальщика (какие дебилы засунули на передовую специалиста!) он вполне спокойно доставил Джону. Того вербанули, и очень удачно. Японец многое знал. А этих… Чем больше их сдохнет, тем лучше. Нелюди.

Пак сделал слабую попытку подняться при виде вошедшего, захлопнув среднего размера том.

— Сиди, — отмахнулся Ян. — Читаешь? И как впечатления?

Книгу ему подарил лично Цзян, с дарственной надписью. Сама-то не такая уж редкость. Откровения главы Гоминьдана под страшно завлекательным названием «Судьба Китая» (по подозрениям Яна, требовался подзаголовок «несчастная») растиражировали в четвертьмиллионном количестве. Совершенно не тянуло читать на китайском еще и дома. Осилить он вполне способен, но никакого удовольствия от чтения не предвидится. Сидишь, напрягаешься, думаешь, не упустил ли чего. Вдруг там второй смысл или аллюзии на местную классику и всем прекрасно известный исторический факт. Еще в словарь время от времени вынужденно подсматриваешь. Уж лучше для отдыха читать по-русски. Того же Темирова. Но это ведь не просто подарок. Не дай бог, поинтересуется мнением — и смущенно мямлить про нехватку времени не тянуло. Вот и всучил подчиненному с задачей изучить, сделать краткий конспект и представить итог. На то и существуют ниже тебя по положению, чтобы нагружать их разнообразными заданиями сверх служебных обязанностей.

— Нормально написано, — скучным тоном сообщил кореец. — Без литературных изысков. Обычный разговорный язык. Прочитаешь без всяких сложностей. Националист, без сомнений.

Ян пожал плечами. Великая новость. Китайцы все такие, и мир обязан крутиться вокруг них. Сам Пак ничуть не лучше. У него и корейского одни узкие глаза остались. За Русь-матушку любого порвет. Непросто было из батраков подняться, но уж теперь он за власть народную или лично Салимова горой. Продукт нового времени. Русский патриот с корейским именем, прекрасно знающий, кто ему все дал.

— Регулярно плюет во все европейские страны в связи с неравноправными договорами. Насилие над культурой, традициями. Экономический грабеж и вывоз ценностей. Особенно раздраженно высказывается про опиум и войны с Великобританией. В результате сплошные обвинения в задержке развития Китая. Порча нравов, отвратительный образ жизни, принесенный извне. Короче, пора вспомнить про заветы предков и национальную идею водрузить на флаг. Ничего особо оригинального, но местами звучит для Запада крайне обидно.

— А насчет Руси?

— О! — оживился Пак. — Он очень четко разделяет Каганат и Республику. На Каганов ведро помоев, а про современную русскую политику почти ничего. Так, слегка сквозь зубы, про двадцать первый год и Мукден. Собственно, как и про Сиань. В одном-единственном месте упоминание о желании крайних элементов конфисковать все земли помещиков и раздать их крестьянам. Якобы мелкие хозяйства ничего не смогут дать государству и будут исключительно проедать выращенный продукт. В результате падение производства, отсутствие продовольственных товаров, и до голода дойти может. Не такая уж и глупая мысль, но при этом триста миллионов недовольных крестьян в стране. Лучше бы промолчал.

— Благие намерения ведут прямиком в ад, — задумчиво сказал Ян. — Литературная слава не стоит проблем с неминуемыми выпадами по этому поводу. Наверняка прекрасно знал, что делает. Это прямой сигнал. Только не крестьянам.

— Подумаешь! А Ван Шинвэй в красках расписал нравы в Сиане. Разный класс одежды и разнообразие пайков для высших и низших чинов. Раненые голодают, армия на одной чашке чумизы живет, а начальство по девкам бегает. Гоминьдан с удовольствием распространяет сочинение в тех районах. И что изменилось? Люди верят лозунгам. А потом уже поздно. Когда за горло взяли и пистолет к затылку приставлен, чирикать не имеет смысла. Гниль Гоминьдана они видят реально и надеются на изменение. А вонь синдикалистов почуют разве что с приходом. Потому и метался Ван Шинвэй. И то плохо, и это нехорошо.

— Вот и убили бедолагу-писателя за клевету на товарищей, навесив заодно шпионаж в пользу врагов партии. Правильно сделали. Дурак. Поделился с народом личными наблюдениями о поведении руководства — срочно смывайся: не простят.

— Он верил в возможность исправления отдельных ошибок и наличие возможности исправиться у заблуждающихся и обуржуазившихся элементов, — серьезно сказал Пак. — Верил: критика пойдет на благо. Жаль человека. Идеалист. В наше время не выживают. Кстати, покажи своему карманному писателю данное сочинение. Для лучшего понимания. Надеюсь, договорились?

— Поедет он с превеликим удовольствием, да вот насчет кармана ты заблуждаешься. Слишком своевольный и прямо работать ни на кого не будет. А, — отмахнулся, — не столь важно. Мы ведь и не собирались делать из него резидента. На той стороне не идиоты и моментально приставят к нему людей. Ни к чему журналисту явки и пароли. Интересно непредвзятое мнение об обстановке. А он поделится. Давай лучше делом займемся.

— Так ничего нового. Благодаря моим ответственным трудам по созданию станций перехвата радиообщения в треугольнике Тайвань — Южный Китай — Метрополия…

— На орден напрашиваешься?

— …А также… хм… договоренностям с… хм… группами советников и высоким аналитическим умом непосредственного начальства…