Фуа вздохнул и тронул коня. Несмотря на явные успехи, искренним поклонником верховой езды он так и не стал.

– Повод не дергай, – не преминула напомнить рыжая. – А ты колени держи ровнее. – Это относилось уже к одноглазому всаднику.

Квазимодо поправился. Теа направила жеребца рядом.

– Ты, Ква, дергаешься, когда я говорю, как будто я тебя бить собираюсь. – Говорила рыжая приглушенно, и в ее голосе слышалось явное недовольство.

– Я побыстрее научиться хочу, пока от задницы хоть что-то остается.

– Научиться ты хочешь, а еще поиздеваться хочешь над «девкой рыжей»? – угрюмо пробормотала Теа.

– Чего это – «издеваться»? Что я, другого повода для шуток не найду? – удивился вор.

– Откуда я знаю, какой ты повод нашел? Ты крыса хитрая. Я тебя знаю, – мрачно и не очень последовательно сказала девушка.

– Ну да. От тебя ничто не укроется. Да не буду я над тобой издеваться. Разве что пошучу иногда. Мы ведь с тобой почти родственниками стали.

– Когда это? – мгновенно напряглась рыжая.

– Когда рядышком блевали, – пояснил вор. – Такое не всем дано.

– Червяк тупой! – разгневанно зашипела девушка и послала жеребца вперед.

– Эй-эй! – Квазимодо пришпорил пятками свою кобылу и догнал рыжую. Фуа сказал вслед обоим что-то нелестное.

– Теа, я ничего обидного не имел в виду, – сказал вор, пытаясь заставить буланую снова идти рядом с жеребцом.

– Я поняла. Не издеваешься, не смеешься. Честность из тебя, одноглазый, так и прет. Ящер грязномордый.

Вор сморщился:

– Что ты ругаешься? К людям подъезжаем, ты там всех распугаешь. Я же за своим языком слежу?

– Да ты и без ругательств задеть умеешь. Не мог не напомнить мне про слабость мою?

– Вот аванк тебя вразуми, какая же это слабость? – рассердился вор. – Слабость – это вон у Лягушки. Он по ночам, когда колени разогнет, леди свою сладкую вспоминает. А мы все сразу пережили. Пусть другие что угодно думают – мы с тобою знаем, как было.

– Недостойно это воинов, – прошептала Теа, упорно глядя в сторону.

– Попали, что могли – сделали, – мрачно сказал вор. – Мы же не из сказок герои какие-нибудь. Что теперь головой биться? Я и сейчас ничего лучше придумать не могу, чем мы сделали. Нечего сопли жевать. Я тебя о другом спросить хотел – ты когда последний раз в городе была?

Рыжая глянула с ненавистью. Глаза у нее влажно блестели.

– Что ты пристал? Говорила же – я была в Кануте двадцать весен назад. Или для тебя это такие времена незапамятные, что ты и поверить не можешь?

– При чем здесь времена? Что ты на меня сегодня тявкаешь все время? Я тебя вообще про любой город спрашиваю. И не просто так.

– Еще была в Калатере, – буркнула девушка. – Давно, еще маленькой. Меня отец возил. Тогда мир был.

– Угу. Знаешь, Теа, хочешь на меня тявкать – тявкай, но лучше мне в город одному на разведку сходить. Ты от людей отвыкла, Ныр и не привыкал толком никогда.

– Я тоже никогда не привыкала к людям, – пробурчала рыжая. – Враги они нам были. Я их убивала. И скрывать не буду – десяток ушей отрезала.

Квазимодо хотел спросить, как считались уши – парами или, к примеру, только левые? Но сказал другое:

– Врагов и у меня среди людей хватает. Но не все люди тебе враги только потому, что ты оборотень.

– Все, – без раздумий отозвалась рыжая. – Не врагов у меня среди двуногих нет. Разве что Лягушка да ты, Полумордый.

– Хм… Ну и на том спасибо.

– Полумордый – это не оскорбление, – быстро сказала Теа. – Я просто так думать привыкла. Я не хочу на тебя тявкать. Мне перекинуться нужно. Устала я.

– Так что ж ты не сказала? Остановились бы на пару ночей.

– Вы в город торопитесь.

– Мы?! – изумился вор. – Да это ты нас гонишь, как будто тебе там жалованье задолжали.

– Я говорю – давайте отдохнем. Да кто меня слушается? – возмутился за спиной, оказывается, слышавший весь разговор фуа.

Остановились на берегу мутной, но довольно полноводной реки. На другом берегу простирались пустоши, заросшие вьющейся колючей травой. Еще дальше темнела цепь холмов с темно-рыжими склонами. Теа ускакала на стоящий над рекой холм, Квазимодо следил, как взбирается на откос черный лошадиный силуэт с такой же черной легкой фигуркой всадницы. Фуа, не теряя времени, блаженно залез в реку. Глубина мутного потока не превышала груди, но ныряльщик быстро обнаружил присутствие рыбы. Когда Теа вернулась, на берегу уже прыгали и блестели живым серебром два десятка рыбешек.

– О, ужин будет! – Девчонка спрыгнула с коня. – Там дальше к югу две деревушки. Люди живут. Я дым видела. Полдня пути. Здесь остановимся?

– Самое место, – согласился вор. – Ныр в реке отдыхать будет. А мы ему, так и быть, с уловом управиться поможем.

Рыбу съели мгновенно. Сытый и отяжелевший фуа вытянулся возле мерцающего глубоко в ямке огня и то ли заснул, то ли притворился спящим. Смеркалось. На востоке небо потемнело, затянулось тучами.

– Кажется, гроза будет, – сказал Квазимодо. – Иди, что ли. Что ты ерзаешь?

Теа сидела, обхватив руками колени и уткнув в них курносый нос.

– Мне нужно, понимаешь? – Она словно извинялась.

– Понимаю, что здесь не понять? – удивился вор. – Раз ты лиска, должна обращаться. Что здесь странного?

– Ну, люди находят это гнусным.

– Если считаться с тем, кто из людей что думает, – так придется сразу лечь и помереть. По мне, так быть оборотнем куда лучше, чем полумордым.

– Не знаю, – пробормотала Теа. – Вас, людей, много. Целые города.

– А толку что? Режут друг друга, воюют без конца. Воруют, опять же.

– Тебе нравится быть вором? – прошептала девушка.

– Не очень. Я хотел бы поменять ремесло, да как-то не получается. Морда, видать, обязывает. Или судьба.

– Судьбу можно изменить. А породу нельзя.

– Не знаю. По-моему, у тебя хорошая порода. А про мою морду такого не скажешь. А если морда с судьбой связана, что тогда делать?

– Забыть про морду. Много ты слишком о ней думаешь. – Теа приподняла лицо и понюхала воздух.

– Что? – обеспокоенно спросил вор, поправляя ножны на поясе.

– К утру гроза начнется.

– Так иди. Чего потом мокрой как выдра бегать?

Глаза Теа насмешливо блеснули.

– Думаешь, лиска лучше выдры?

– Хм… А разве нет? Слушай, тебя «лиска» не обижает?

Рыжая пожала плечами:

– Да нет. Странно как-то. Новое слово.