– Стрела, все дело в ней. Она не хотела, чтобы я убивал тебя. И выдала это желание за мои собственные мысли. Проще говоря, обманула меня.

– Какая жалость! – Ита по-прежнему улыбалась, но, судя по взгляду, ей было уже далеко не так весело, как прежде. В невнятном писке добычи был некий смысл.

– Да, жалко. – Не важно, что подумает сумасшедшая лучница, – главное, оправдаться перед Свеном. – Надо было прикончить тебя тогда.

– А ведь ты лжешь. – Она сказала это спокойно, как нечто само собой разумеющееся. – Стрела здесь ни при чем. Ты выдумал эту историю для друга.

– Зачем?

– Затем, что взял его с собой, хотя знал, что он умрет.

– Нет.

– Не знал? – Шутки кончились, теперь Ита была серьезна.

– Знал, но думал…

– Что перебраться на остров безопаснее, чем остаться на скале?

– Да… Наверное…

Нет ничего хуже правды, звучащей как жалкая ложь. Это почувствовал не только я, но и Свен. Чтобы хоть как-то исправить ситуацию, я обратился к нему:

– Свен, послушай…

– Да.

– Ты знаешь меня давно. Неужели сейчас ты веришь ей, а не мне?

Как только начинаешь оправдываться – считай, проиграл.

– Я верю тебе…

Ита вновь рассмеялась:

– Два бездарных лжеца соревнуются, кто из них хуже врет!

Не будь ее рядом, я мог бы рассказать о стреле, о голосе, предрекающем смерть, о странном месте, где девочка с букетом цветов говорила о пике Мироздания, и даже попытаться объяснить, почему я не убил полукровку в тот раз. Может быть, рассказ получился бы сумбурным, но он бы поверил.

Обязательно поверил бы, потому что я говорил бы чистую правду.

А с этой проклятой ведьмой перед носом у меня нет ни единого шанса. Что бы я ни сказал, она выставит меня лжецом.

– Чего ты добиваешься? – Настало время расставить все по своим местам.

– Правды. Так же, как и твой товарищ с посеревшим лицом. Правды – и ничего больше. А ты кормишь нас глупыми сказками. – Вальяжная кошка играла с измученной мышью.

Чем больше я говорил, тем сильнее запутывался. По той простой причине, что правда бывает разной. В конце концов мне все это смертельно надоело.

– Мы отправляемся к острову.

– Я так не думаю.

– Мне все равно, что ты думаешь.

– А ему? – Ита указала на Свена. – Он имеет право голоса, или он всего лишь бессловесная скотина, ведомая на убой?

Она беззастенчиво пользовалась своим преимуществом. Не упуская случая лишний раз ткнуть врага лицом в землю.

– Скажи ей что-нибудь! – Бессильная ярость душила меня. Сейчас я был готов удавить проклятую стерву голыми руками.

– Зачем ты взял меня с собой? – Глухой, лишенный эмоций голос принадлежал скорее призраку, чем живому человеку.

– Зачем я взял тебя?

– Да.

Свен задал вопрос, на который у меня не было ответа. Уже изначально было глупо надеяться, что на неожиданно появившемся острове мы будем в безопасности. В историю с голосом никто не поверит. Лгать я не мог. Сказать правду тоже.

– Ну, что же ты молчишь? – Ите все больше и больше нравилась эта игра.

Только сейчас она поняла, что в мире есть вещи пострашнее смерти. Хрустальный Принц неистово хотел умереть – и не мог. В ее власти было подарить забвение этому человеку, но она передумала. Смерть аннулирует все долги. Избавляет от страданий. Дарит покой. Нет, определенно ее враг был недостоин такой участи. Следовательно, он будет жить.

– Мы начинаем подозревать тебя в неискренности! – Никогда еще Ита не чувствовала себя так хорошо, как сейчас.

Если бы кто-нибудь вдруг спросил, когда был счастливейший миг в ее жизни, она, не задумываясь, ответила бы: «Сегодня!»

Я попробовал успокоиться, собраться с мыслями. И – не смог. Это был именно тот случай, когда никакие доводы рассудка не помогают. Я видел перед собой ненавистное улыбающееся лицо и мечтал лишь об одном – оказаться рядом и бить, бить, бить. До тех пор, пока ее глумливая улыбка не превратится в сплошное кровавое месиво.

– Нехорошо обманывать того, кто доверяет тебе жизнь.

– Я никого не обманывал! – Не выдержав, я сорвался на крик. – Слышишь, ты? НИКОГО!

– Мне так не кажется!

– Ты…

Странно, но Свен не чувствовал себя участником драмы. Скорее, зрителем, равнодушно наблюдающим со стороны за происходящим.

Он понимал: двоим не выжить. Улыбающееся чудовище пришло сюда, чтобы убить их. Старый друг что-то скрывает, а может, просто недоговаривает. При всем желании нельзя ничего изменить.

Жизнь подходит к концу. Обрывки несвязных мыслей вспыхивают в голове падающими звездами. А где-то в глубине сознания робкий голос шепчет: «Все будет хорошо, мы обязательно выкарабкаемся. Нужно верить и надеяться. Нужно…»

Чем дольше медлишь, тем страшнее решиться.

У него хватило мужества не оттягивать решение до последнего момента.

– Я не верю тебе, – произнес тусклый голос, принадлежащий мертвецу.

– Что? – Два вопроса слились в один.

– Я тебе не верю! – громко повторил Свен, убеждая в первую очередь самого себя. – Не верю…

После чего руки, обхватившие шею друга, разомкнулись, и, оттолкнувшись коленями от его спины, Свен откинулся назад.

В первое мгновение, после того как тело потеряло опору, сердце замерло от ужаса, а затем вновь забилось в привычном ритме.

Свен понял, что все это сон. Обычный кошмар из далекого детства. Ребенок не осознает, что происходящее нереально, а смерть – глупая выдумка взрослых, и потому боится. Проснувшись утром, он видит подушку, намокшую от слез, и понимает, что волновался напрасно.

Со взрослыми все иначе. Они знают: даже самый ужасный кошмар заканчивается, если проснуться. Главное – очень сильно захотеть и…

Две стремительно удаляющиеся фигуры на фоне неба становились все меньше и меньше, а когда стали совсем крошечными, Свен закрыл глаза.

«Все и правда будет хорошо, – подумал он, прежде чем “проснуться” распластанным на острых камнях. – Все будет хорошо, главное, очень сильно захотеть…»

– Вот видишь, Свен тебе не поверил, – ласково произнесла Ита, глядя на распростертого у ее ног Принца – толчок в спину был настолько сильным, что он не удержался на ногах.

– Ты будешь жить с этим до самой смерти. – Она смотрела на предателя с какой-то необъяснимой нежностью. – И уже ничего никогда не исправишь. Разве можно придумать что-нибудь лучше? – Ее лицо осветила умиротворенная улыбка. – Ну, признайся честно, разве я не права?