Удобства в «Черном береге» были минимальными: ни столовой, ни бара; только конторка перед парадным входом и в глубине зал, в котором по утрам завтракали, а по вечерам смотрели телевизор. Между двумя конторками была лестница на верхние этажи и лифт, в который при желании могли бы втиснуться три человека.

За конторкой, склонив голову над книгой, сидел молодой студент. Рядом с ним со скучающим видом читала тощая девица лет девятнадцати, ее волосы свисали на болезненно непривлекательное лицо.

Аукруст поставил на конторку сумку и украдкой бросил взгляд на таблички, на каждой из которых значился номер; на некоторых висели ключи.

– Меня просили прийти проведать мадам Тобиас. Я врач и по счастливому стечению обстоятельств был ее другом, когда жил в Нью-Йорке. Я принес цветы, чтобы ее ободрить.

Молодой человек посмотрел на него, несколько удивленный:

– Она больна? Я не знал.

– Ничего серьезного, но она тяжело переносит путешествия, и в первые дня два у нее ужасно болит желудок. Они в номере тридцать семь?

– Нет, на верхних этажах в это время года нет отопления. – Портье сверился с журналом. – Мадам Тобиас и месье в номере двадцать восемь.

Аукруст нагнулся над конторкой и склонил голову в сторону девушки.

– Это твоя девушка? Хорошенькая.

Молодой человек неуверенно улыбнулся и посмотрел на девушку.

– Просто подруга.

Аукруст выдавил из себя улыбку:

– Ты счастливчик. – И добавил: – Попробую помочь мадам Тобиас. – Он пошел, но остановился и повернулся к студентам. – Не звоните, они меня ждут.

Оксби пробился через толпу к тому месту, где стоял Ллуэллин.

– Я вижу, у вас новый друг.

Ллуэллин улыбнулся:

– Маргарита – чудесная женщина. Я бы хотел показать ей Нью-Йорк.

– Она бы произвела там фурор. – Оксби отвел Ллуэллина в сторону. – Надеюсь, с Астрид все в порядке? Она поднялась в выставочные залы?

– Я попросил Пурвиля провести ее.

– У меня есть друзья в Провансе, на случай, если ее все еще интересует антиквариат.

– Не думаю, что сейчас ее это волнует. Она что-то стала капризной в последние дни.

– Все еще переживает по поводу инцидента в Париже?

– Да, кажется. Она все еще настаивает на том, что я в опасности.

– И все еще переживает, что картину украдут?

Ллуэллин кивнул:

– Она то волнуется, то ведет себя нормально. Я пытаюсь ее успокоить.

– Как?

– Когда… когда мы в постели.

– Опустим подробности. Когда успокаивали последний раз?

– Прошлой ночью.

– Что случилось?

– Она была холодна как лед. Я не хотел секса, и она тоже. Я думал, что ей лучше быть со мной, что я смогу о ней позаботиться. Я сказал ей, что со мной ничего не случится, что меня охраняют круглосуточно, что у меня есть пистолет и я умею им пользоваться.

– Вы это ей раньше говорили?

– Об оружии – нет.

– А она?

– Начала плакать. Тогда я проболтался, что это все равно, потому что у меня не настоящая картина. Что у меня копия.

Оксби как будто ударили в пах. Он захрипел:

– И что…

– Она спросила, где настоящая картина, и я сразу почувствовал, что наша шарада уже не имеет значения, что в Эксе я в безопасности, как и моя картина. Я признался, что ее привез Алекс Тобиас, что с ним картине ничего не угрожает.

– Нет, нет! – закричал Оксби. – Астрид заодно с этим Вулканом. Иногда он использует имя доктора Мецгера, настоящее его имя – Педер Аукруст, это норвежец, опытный фармацевт, талантливый химик. У него был целый день, чтобы найти Тобиаса. Разыщите Энн, велите ей послать Сэма Тернера в гостиницу «Черный берег». Скажите, что это очень важно, и пусть будет осторожна!

Аукруст подождал, пока портье и его подруга вернутся к своим книгам. Немного постояв у лифта, он направился к лестнице. Она была широкой и покрыта ковром до второго этажа, где заметно сужалась.

На третьем этаже он услышал звук работающего телевизора и почувствовал запах чеснока и кипящего оливкового масла. Стены были оклеены коричневыми обоями с деревьями и птичками. На медных цепях были подвешены шары кремового цвета – лампы. Он снял зеленую обертку с цветов и аккуратно уложил их на одну руку. Подойдя к номеру 28, он достал из кармана баллончик в три дюйма, снял с него колпачок и тихонько постучал в дверь.

Тишина. Потом мужской голос спросил:

– Кто там?

– Я знаю, что уже поздно, – начал Аукруст приятным баритоном, произнося каждое слово на английском, в котором постоянно упражнялся, – но у меня цветы для миссис Тобиас, подарок от мистера Ллуэллина и Гюстава Билодо, моего друга из Гране. – Он зажал баллончик в руке.

Дверь отперли и отворили. Хелен и Алекс Тобиас стояли рядышком в банных халатах. Хелен Тобиас смутилась, в волосах у нее были бигуди, и она собиралась ложиться спать. Аукруст вошел в комнату и закрыл за собой дверь. Он протянул ей букет.

– Это специально для вас.

Она взяла цветы и понюхала их. Александер Тобиас спросил:

– Вы кто такой? Сейчас не время разносить цветы…

Аукруст вытащил из-под букета руку, нажал на баллончик и прямо в испуганные лица выпустил облако белого тумана. Это был очень сильный цветочный запах, которым Хелен Тобиас могла наслаждаться ровно две секунды, прежде чем цветы выпали из ее рук. Она и ее муж рухнули на пол. Аукруст надел респиратор.

– Я рад, что вам понравилось, миссис Тобиас. Это жасмин и роза, смешанные с моим собственным составом – и закисью азота.

Он пошел прямо к шкафу и нашел одежду на вешалках, маленькие коробочки с подарками и два чемодана, которые он отнес на кровать. Один, с табличкой, на которой значилось имя Александера Тобиаса, был заперт, и его потрепанный внешний вид был слишком обманчив. Аукруст открыл его плоскогубцами и ножом и вытряхнул белье, а потом обнаружил двойное дно. Там он нашел плоскую упаковку.

От музея Гране до гостиницы «Черный берег» было ярдов пятьсот, как решил Оксби, пробегая по Рю Фредерик Мистраль, направляясь к Кур-Мирабо. В трех комнатах отеля горел свет, и он высчитал, что крайнее слева окно принадлежало Алексу и Хелен Тобиас. У входа он оглянулся в поисках Энн или, еще лучше, Сэма Тернера, но никого не было видно.

– Тобиасы у себя?

– Да, безусловно, – ответил молодой портье.

Девушка оторвалась от книги:

– К мадам Тобиас пришел друг, доктор. Он сказал, что ей нехорошо.