Они выехали. Джимс посылал миссис Матильде Питман воздушные поцелуи, пока мог видеть ее, и миссис Матильда Питман махала ему в ответ своим вязаньем. За всю дорогу до станции Роберт не произнес ни слова — ни доброжелательного, ни сердитого, — но о лужах не забывал. Рилла вежливо поблагодарила его, когда вылезла из экипажа у платформы миллуордского полустанка. В ответ Роберт лишь что-то проворчал и, развернув лошадь, направился домой.

— Ну… — Рилла перевела дух, — я должна постараться снова стать прежней Риллой Блайт. Эти последние несколько часов я была кем-то другим… точно не знаю кем… каким-то творением этой необыкновенной старой женщины. Думаю, она меня загипнотизировала. Вот это приключение! Стоит написать о нем мальчикам.

И она вздохнула, с горечью вспомнив, что написать теперь можно только Джерри, Кену, Карлу и Ширли. Джем… который сумел бы по достоинству оценить миссис Матильду Питман… где же он?

«4 августа 1918 г.

Прошло четыре года с той ночи, когда мы танцевали на маяке… четыре года войны. А кажется, что времени прошло в три раза больше. Тогда мне было пятнадцать. Теперь мне девятнадцать. Тогда я надеялась, что эти четыре года будут самыми восхитительными в моей жизни, а они оказались годами войны — годами страха, горя, тревоги, — но я смиренно надеюсь, что они стали годами моего духовного роста.

Сегодня, проходя через переднюю, я услышала, как мама говорила с папой обо мне. Я не собиралась подслушивать (я просто не могла не слышать ее слов, пока проходила через переднюю и поднималась по лестнице), так что, вероятно, именно поэтому услышала то, чего, согласно пословице, никогда не слышат те, кто подслушивает, — похвалы в мой адрес. И так как хвалила меня мама, я хочу записать ее слова здесь, в моем дневнике, чтобы утешаться ими, когда я падаю духом и кажусь сама себе тщеславной, себялюбивой, слабой и никчемной.

«Рилла удивительно изменилась к лучшему за эти прошедшие четыре года. Прежде она была таким легкомысленным созданием. Теперь она превратилась в ответственную, взрослую девушку, и это большое утешение для меня. Нэн и Ди постепенно отдалились от меня — они так редко бывают дома в последние годы, — но Рилла становится мне все ближе и ближе. Мы с ней добрые подруги. Не знаю, Гилберт, как я пережила бы эти ужасные годы без нее».

Вот, это слово в слово то, что сказала мама… и я так рада… и горда… и полна смирения! Чудесно, что мама так думает обо мне… но я не вполне заслуживаю ее похвал. Я совсем не такая положительная и сильная. Бессчетное количество раз я чувствовала себя сердитой и нетерпеливой, и несчастной, и павшей духом. Это мама и Сюзан — главная опора семьи. Но, думаю, я тоже немного помогла им, и это меня очень радует.

С фронта все время приходят хорошие новости. Французы и американцы отбрасывают немцев все дальше и дальше. Иногда мне не верится, что это долго продлится… после почти четырех лет страшных катастроф не может не возникнуть ощущения неправдоподобности этих непрерывных успехов. Мы радуемся им, но не шумно. Сюзан больше не спускает флаг, но мы спокойно занимаемся своими делами. Слишком высокая цена заплачена за победы на фронте, чтобы можно было ликовать. Мы просто счастливы, что она заплачена не напрасно.

От Джема по-прежнему ни слова. Мы надеемся на лучшее… просто потому, что не смеем не надеяться. Но бывают часы, когда мы все чувствуем — хотя никогда в этом не признаемся, — что надеяться глупо. Такие часы бывают у нас все чаще и чаще с каждой неделей. И возможно, мы никогда не узнаем правду. Это самая ужасная мысль из всех. Не знаю, как выносит ее Фейт. Судя по ее письмам, она ни на миг не теряет надежды, но, должно быть, и у нее, как у всех нас, бывают мрачные часы сомнения.

20 августа 1918 г.

Канадские части снова ведут бои, и сегодня мистер Мередит получил телеграмму, в которой говорилось, что Карл легко ранен и лежит в госпитале. Куда он ранен, там сказано не было, что необычно, и мы все тревожимся.

Каждый день теперь приходят известия о какой-нибудь новой победе.

30 августа 1918 г.

Сегодня Мередиты получили письмо от Карла. Ранение у него «легкое»… но пострадал правый глаз, которым Карл больше никогда не будет видеть!

«Хватит и одного глаза, чтобы рассматривать жуков», — весело пишет Карл. И мы знаем, что все могло бы быть гораздо, гораздо хуже! Он мог потерять оба глаза! Но я проплакала весь день, после того как прочитала письмо Карла. Его красивые, бесстрашные голубые глаза!

Единственное утешение — ему не придется снова идти на фронт. Он вернется домой, как только выйдет из госпиталя, — первый из наших мальчиков, который вернется. Когда вернутся другие?

И есть один, который никогда не вернется. Во всяком случае, мы не увидим его, если он даже посетит нас. Но я думаю, он будет здесь… когда наши канадские солдаты вернутся, вместе с ними придет призрачная армия — армия павших. Мы не увидим их… но все они будут здесь!

1 сентября 1918 г.

Вчера мы с мамой ездили в Шарлоттаун смотреть кинофильм «Сердца мира». Я выставила себя невероятной дурочкой, и папа будет дразнить меня из-за этого до конца моих дней. Но на экране все выглядело так реально… и я была так захвачена фильмом, что забыла обо всем на свете, кроме тех сцен, что разыгрывались у меня на глазах. А одна из них, почти под самый конец, была невероятно напряженной. Героиня боролась с отвратительным немецким солдатом, который пытался ее куда-то затащить. Я знала, что у нее есть нож — в одной из предыдущих сцен она спрятала нож, чтобы иметь его наготове… и я не могла понять, почему она не вытащит его и не прикончит эту скотину. Я подумала, что она, должно быть, забыла про нож, и в самый острый момент этой сцены я совершенно потеряла голову. Я вскочила на ноги посреди переполненного кинотеатра и закричала во весь голос: «Нож у тебя в чулке! В чулке!»

Я произвела сенсацию! Самое забавное, что, как только я это выкрикнула, девушка на экране тут же выхватила нож и заколола им солдата!

Весь кинотеатр смеялся. Я пришла в себя и упала на свое место, сгорая от стыда. Мама тряслась от смеха. Я рассердилась на нее. Ну почему она не одернула меня и не заткнула мне рот, прежде чем я поставила себя в такое дурацкое положение. Она оправдывается тем, что все произошло слишком быстро.

К счастью, в зале было темно, и думаю, там не было никого из знакомых. А я-то надеялась, что становлюсь благоразумной, уравновешенной и женственной! Очевидно, что мне еще надо поработать над собой, прежде чем я достигну этой желанной цели.

20 сентября 1918 г.

На востоке Европы Болгария запросила о мире, а на западе британцы крушат линию Гинденбурга; а здесь у нас, в Глене св. Марии, маленький Брюс Мередит совершил замечательный, как я считаю, поступок… замечательный, потому что мальчика подвигла на него любовь. Миссис Мередит заходила сегодня к нам и все рассказала… и мы с мамой заплакали, а Сюзан ушла в кухню и принялась с грохотом переставлять кастрюли на плите.