2. Захват и парализация всей разведывательной работы НКВД и Разведупра РККА против Польши, широкое и планомерное дезинформирование нас и использование нашего разведывательного аппарата за границей для снабжения польской разведки нужными ей сведениями о других странах и для антисоветских действий на международной арене.

Так, член «ПОВ» Сташевский, назначенный Уншлихтом на закордонную работу, использовал свое пребывание в Берлине в 1923 году для поддержки Брандлера в целях срыва и разгрома пролетарского восстания в Германии, действуя при этом по прямым директивам Уншлихта.

Член «ПОВ» Жбиковский, направленный Бронковским на закордонную работу Разведупра РККА, вел провокационную работу в целях осложнения взаимоотношений СССР с Англией.

По директивам Уншлихта члены организации Логановский и Баранский использовали свое пребывание по линии ИНО в Варшаве в период отстранения Пилсудского от власти для организации под прикрытием имени ОГПУ диверсионных пилсудчиковских организаций, действовавших против тогдашнего правительства эндеков в Польше, и готовили от имени резидентуры ИНО провокационное покушение на французского маршала ФОША во время его приезда в Польшу в целях срыва установления нормальных дипломатических отношений между Францией и СССР.

3. Использование положения членов «ПОВ» в ВЧК — ОГПУ — НКВД для глубокой антисоветской работы и вербовки шпионов.

Эмиссар Пилсудского и резидент 2-го отдела ПГШ (разведывательного отдела польского Генштаба) И. Сосновский широко использовал свое положение в органах, для установления контакта с различными, преимущественно националистическими антисоветскими элементами и возглавил их подрывную деятельность в Закавказье, Средней Азии и других местах.

Однако едва ли не самый большой вред нанесла нам теория и практика пассивности в контрразведывательной работе, упорно и систематически проводившаяся польскими шпионами, проникшими в ВЧК — ОГПУ — НКВД.

Пользуясь захватом в свои руки руководящих постов в нашем контрразведывательном аппарате, польские шпионы сводили всю работу к узко-оборонительным мероприятиям на нашей территории, не допускали работы по проникновению нашей разведывательной агентуры в центры иностранных разведок и других активно-наступательных контрразведывательных действий.

Срывая и не допуская основного метода контрразведывательной работы, заключающегося в перенесении нашей борьбы против иностранных разведок на их собственную территорию, польские шпионы в наших органах достигли такого положения, при котором советская контрразведка из органа, которому пролетарским государством поручена борьба против иностранных разведок и их деятельности в целом, была на ряд прошедших лет превращена в беспомощный аппарат, гоняющийся за отдельными мелкими шпионами.

В тех же случаях, когда попытки контрразведывательного выхода за кордон делались, они использовались польской разведкой либо для внедрения своей крупной агентуры в СССР (дело Савинкова), либо для установления контакта с деятельностью антисоветских элементов и их активизации (дело Москвича — Боярова, проф. Исиченко и др.)».

Артузова обвиняли в том, что он проглядел польских агентов в ИНО ОГПУ. Сталин считал, что Артузов вместе со своими людьми сознательно снабжает политбюро дезинформацией:

В те дни оправдываться Артузову было трудно. В довершение всего Артур Христианович отправил письмо новому наркому внутренних дел Николаю Ивановичу Ежову, в котором сообщил, что в архивах внешней разведки находятся донесения закордонных агентов, сообщавших об антисоветской деятельности маршала Михаила Николаевича Тухачевского и о существовании в Красной армии троцкистской организации.

Что можно сказать об этом? Он в свое время руководил операцией «Трест», и это его подчиненные позаботились о распространении на Западе сведений о том, что Тухачевский будто бы настроен антисоветски.

Агенты ИНО ОГПУ установили связи с лидерами военной эмиграции, с эстонской и польской разведками, обещая им информацию о состоянии Красной армии. Они утверждали, что в состав подпольной организации входит немалое число военных, которые готовятся к государственному перевороту.

Для того чтобы представить мнимую подпольную организацию авторитетной и могущественной, руководители Иностранного отдела ОГПУ приняли решение сообщить через агентуру, что Тухачевский привлечен к «Тресту» и полностью на стороне заговорщиков. Кроме Тухачевского в «Тресте» фигурировали и другие известные лица.

Распространением сведений о принадлежности Тухачевского к заговору занимался Владимир Андреевич Стырне. Он с 1923 года работал в контрразведывательном отделе ОГПУ, ведал «Трестом» и был крайне заинтересован в том, чтобы операция получила как можно большие масштабы.

Мнимое участие в подпольной организации такой фигуры, как Тухачевский, повышало ее привлекательность для белой эмиграции и иностранных разведок.

Людей, которые не совершают ошибки, не бывает. Важно вовремя заметить свою ошибку и исправить ее.

Серьезной ошибкой Артузова было использование в операции «Трест» Опперпута-Стауница, настоящая его фамилия была Упельниц, звали его Александр Эдуардович. Опперпут-Стауниц был авантюристом, человеком меркантильным.

Опперпут-Стауниц свою деятельность в операции «Трест» считал успешной. Он выдвигал себя в МОЦР на первую роль. Вероятно, Опперпут завидовал Якушеву, ведь тому часто приходилось выезжать за рубеж. Он хотел, чтобы и его направляли в Берлин и Париж, говорил об этом Артузову и Стырне. Но чекисты отказали Опперпуту-Стауницу в подобных поездках. Возможно, это и зародило в нем мысль о том, что он в глазах своих руководителей-чекистов человек второго сорта.

Судя по всему, Опперпут-Стауниц (вспомним характеристику из его личного дела: «изворотливый, от природы умный и сообразительный… склонность к авантюрам») раньше своего «хозяина» Артузова почувствовал, что «Трест» затянулся и близок к завершающей фазе. С окончанием этой операции он мог стать очередным «мавром, сделавшим свое дело», и ничто не могло помешать чекистам избавиться от него. Дальнейшая судьба Якушева, Флейшера и ряда других секретных сотрудников ОГПУ говорила о том, что их «хозяева» особых церемоний с агентурой не разводят. Изворотливый ум подсказал Опперпуту-Стауницу неординарный шаг к спасению — бегство и переход в стан противника. Тем более что у Стауница были и свои огрехи перед чекистами: он оказался не слишком щепетилен в вопросах расходования денежных сумм, отпущенных из бюджета КРО ОГПУ на агентурные операции. За таким, как Опперпут, нужен глаз, а Артузов проморгал его.

Артур Христианович полагал, что Стауницу-Опперпуту после его разоблачительных выступлений в зарубежной прессе, несколько лет сотрудничества в «Тресте» обратного хода в прошлое нет.

Это оказалось просчетом Артузова, и не только его. Контроль за Опперпутом усилен не был, что и привело в конце концов к тяжелым последствиям.

Увы, время показало, что заверения Стауница на тот момент уже были спекулятивной фразой (в предыдущие годы он действительно работал вполне добросовестно). Вращаясь в буржуазной и враждебной среде, он не выдержал, как выдержали Якушев и Потапов, ее постоянного идейного воздействия. Как листья на дереве в осеннюю пору, увядали его неокрепшие взгляды.