– У тебя не ноет, а я был ранен в учебном полете, когда мы на полной скорости попали в болтанку. Травма внесена в мой послужной список, и я подал прошение о переводе на другой пост.

– И в твоей просьбе было отказано. Трижды.

– А на четвертый раз одобрят, вот увидишь. Сейчас ночь, на вахте минимальное число людей, а генерал Ман приказал мне составить карту воздушных потоков для завтрашнего патрульного полета. Так что нагрудную пластину я надевать не стану, мне без нее легче. И вообще, зачем они приделали часы к нагруднику? Это очень неудобно. Во-первых, без зеркала циферблата не видно, а стрелки в зеркале отражаются наоборот.

– Не знаю, Септимус. Но новые мундиры доставили сюда спешно, грузовым неболётом. Наверное, это очень важно. Да и потом, приказ есть приказ.

– А я его нарушу. Боль в пояснице – дело нешуточное. Не хочется напрасно рисковать.

– Что ж, поступай как хочешь. Но как только меня повысят в чине, я наложу на тебя взыскание, которое тоже внесут в твой послужной список.

– Ага, размечтался.

Сосоне подала знак Ико и вложила серый диск в замок. Зашипел пар, защелкали шестеренки, и дверь распахнулась.

На одном из солдат был красный доспех с часовым циферблатом на груди, а на втором – обычный красный китель. Оба изучали карты на столе посреди рубки.

– В чем дело? – спросил Квинн, тот, который в доспехе.

Сосоне ворвалась в рубку и приставила к его горлу кинжал.

– Кто из вас управляет кораблем?

От ужаса Квинн выпучил глаза:

– Мы не пилоты, мы штурманы.

– А кто пилот?

– Генерал Ман. Он в капитанской каюте. – Квинн дрожащим пальцем указал на дверь.

Ико и Стэн связали штурманов, а Сосоне подошла к двери и распахнула ее. В каюте горел светильник. Сосоне застыла на пороге:

– Черные небеса!

Джолан заглянул в каюту. Генерал Ман болтался в петле.

Сосоне покрепче сжала рукоять тесака и вошла.

Джолан разглядывал повешенного. Перекошенная физиономия, распухший язык. Что-то капало. Джолан запоздало сообразил, что капитан обмочился, и моча стекала с капитанского сапога в лужицу на полу.

Точно такое же зрелище Джолан уже видел. В Заповедном Доле.

В центре каюты Сосоне огляделась по сторонам и заметила открытое круглое окошко в дальней стене.

– Убийца, – прошептала она по-папирийски.

К ней метнулась какая-то тень. Убийца напал на Сосоне.

Зазвенела сталь – быстро, молниеносно прозвучали четыре звонких удара клинка о клинок. Убийца отступил, потом снова бросился на вдову. Сосоне осыпала его ответным градом ударов. Противники медленно кружили по каюте. Оромир подскочил к убийце за спину и пнул его под колено. Убийца упал на пол.

Оромир занес меч, готовясь отсечь ему голову.

– Стой! – крикнул Джолан.

Оромир замер.

– Шевельнешься – убью! – прошипел он убийце и чуть повернул голову к Джолану. – В чем дело?

– Погоди, – сказал Джолан, входя в каюту и вглядываясь в лицо убийцы.

Подбородок гузкой, огромная бородавка на лбу, холодные серые глаза. Эти глаза были хорошо знакомы Джолану.

– Привет, Джолан, – сказал Гаррет. – Давно не виделись.

Эшлин

Остров Призрачных Мотыльков, полигон

Из-за надетого на голову мешка Эшлин не видела полигона, но учуяла запахи драконьего масла, смазки и плесени. В некоторых коридорах и помещениях было жарко, как в печи, в других – стоял леденящий холод; от внезапных сквозняков кожу неприятно пощипывало.

Люди Симеона провели пленников вниз по узкой лестнице, часто останавливаясь у тяжелых железных дверей, которые распахивались, а потом сами закрывались за спиной у входящих. Эшлин подсчитала, что они спустились на четыре яруса под землю. Может быть, на пять.

Наконец с нее сняли мешок. Эшлин с Фельгором оказались в темном помещении со сводчатым потолком, каменным полом и ржавыми железными стенами. Голла, Веша и Венделла нигде не было. Повсюду стояли клетки самых разных размеров, а некоторые свисали с медных труб, тянувшихся вдоль потолка, будто стропила, – такие клетки для преступников обычно устанавливали на перекрестках. Самая большая клетка, в центре комнаты, была привинчена к полу. В полу под клеткой виднелась круглая металлическая пластина, прикрученная болтами и покрытая бурыми пятнами засохшей крови.

– Королеву – в королевские покои, – велел Симеон, указывая на большую клетку. – А Фельгора – в курятник.

Люди Симеона рассадили пленников по клеткам и заперли баларскими замками.

Симеон подтащил к клетке Эшлин деревянный табурет и уселся. Табурет угрожающе заскрипел, но выдержал.

– Хауэлл, дай-ка нам свет, – приказал Симеон пирату с копьем и щитом из драконьей кости.

– Будет исполнено, командир.

Хауэлл завозился с каким-то устройством, время от времени бормоча ругательства. Что-то лязгнуло, щелкнуло, заискрило. По периметру комнаты вспыхнуло пламя, освещая ее оранжевым сиянием горящего драконьего масла. Сосновый аромат щекотал ноздри. Эшлин наконец-то увидела, что скрывалось в сумраке комнаты. Сердце забилось быстрее.

На сотнях каменных постаментов стояли разнообразные конструкции из драконьих костей и металла: берцовые и бедренные кости с вкрученными в них железными винтами и шурупами; пластины серой стали, аккуратно сплавленные с ребрами в округлые формы, напоминающие корпус корабля. Повсюду высились груды запасных частей, проводов, шестеренок, клапанов, рычагов и ржавых инструментов, а еще стопки заплесневелой бумаги, покрытой уравнениями и какими-то заметками, написанными торопливым неразборчивым почерком.

На постаменте рядом с клеткой красовался незаконченный шлем из чешуи и костей призрачного мотылька, очевидно предназначавшийся для Симеона. Эшлин сначала удивилась, что Симеон не надел шлем, но потом поняла почему: оплетка проводов шлема осталась незавершенной.

Эшлин снова оглядела комнату, но так и не увидела необработанных драконьих нитей.

Симеон сплюнул на пол:

– Кочан, неси жратву.

Безухий пират торопливо вышел из комнаты, а Симеон обратился к Эшлин:

– Зачем ты приехала на остров?

– Чтобы попасть в эту комнату.

– Ну, тогда поздравляю с успешной экспедицией.

Эшлин пожала плечами:

– Так получилось.

– Что-то ты не особо расстроена.

– Такая вот я бессердечная сука.