– Прошу господина не гневаться, но точно ли он узнал ожерелье? Ведь оно висело на шее идола Юмали!

– Мне ли не знать гривну отца и деда! А как она попала к поганым, то ведомо лишь Господу! Полагаю, что кто-то из убийц, взявших гривну, удрал на Двину. Вот имена этих законопреступников: Путша, Талец, Еловит, Ляшко, а отец им всем сатана! Он и отдал их в жертву нечистому идолу.

Харальд подумал, что убийцам Бурицлава пришлось бежать. Кто-то подался в пустынные места между чехами и поляками, а кто-то скрылся в северных краях. Если же Эйнар поведал правду и Бурицлав был тайно умерщвлен норманнами, то они могли возвращаться домой через Страну Бьярмов. Судя по всему, это путешествие стало для них последним. Захотели ли они ограбить святилище или бьярмы сами напали на них – останется неизвестным. Наверное, из их черепов сделали чаши, а найденные при норманнах драгоценные вещи пожертвовали святилищу. Харальд подумал, что ожерелье, скорее всего, взял исландец Бьёрн, участвовавший в убийстве Бурицлава. Но, кажется, он ошибся. Бьёрн Богатырь с Хитладира, как сказано в родовой саге, в молодые годы служил в Гардарике у Вальдемара конунга. Но погиб он в Исландии. У него была распря с Тордом, сыном Кольбейна, из-за нидов, или поносных стихов, которые Бьёрн и Торд сочиняли друг о друге. Бьёрн сочинил резкий нид под названием «Серое брюхо», и разъяренный Торд убил его.

Харальд благоразумно промолчал о своих мыслях. Он понял, что теперь не стоит и предлагать ожерелье Эллисив, и спросил, не желает ли конунг, чтобы он вернул вещь, принадлежавшую его деду. Ярицлейв отверг подарок.

– Оставь гривну себе, а лучше избавься от нее поскорее. Разруби на куски или подари тому, кто не слишком дорог тебе. Я бы посоветовал одарить какую-нибудь опостылевшую зазнобу, если бы не знал, что ты ведешь себя как черноризец. Ответь мне, Харальд. Ты и ростом взял, и отвагой. Боярыни млеют, когда ты проезжаешь мимо их теремов на горячем скакуне в красном плаще. Молодые жены старых новгородских гостей толкуют о твоей силе. Любая из них готова приголубить такого молодца! Однако никто не видел, как ты водишь хороводы с пригожими девками, и не слышал, чтобы ты любезничал с богатыми вдовами. Отчего тебе не любы Евины дочки?

– Дело в том, господин, что у меня великие помыслы. Я не хочу тратить время на купчих и даже боярышень. Из всех женщин на свете я бы женился только на одной.

– Кто же эта счастливица? Наверное, ждет тебя в твоей отчине за морем?

– Нет, она – дева из Гардарики. Конунг имеет счастье видеть ее каждый день, ибо она его дочь.

– Настасья?

– Нет, Эллисив!

Ярицлейв с удивлением смотрел на Харальда. Потом конунг усмехнулся в бороду:

– Меня прозвали Мудрым, но в сердечных делах я слеп и простоват. Как было не догадаться, что ты заглядываешься на Лизавету! Но моей дщери всего десять лет!

– Когда я приехал в Гардарику, ей исполнилось всего шесть или семь зим, сейчас ей уже десять. Осталось подождать еще пять или шесть зим. Конунг, я прошу вас о великой чести породниться с вами.

Харальд краснел и бледнел. Еще никогда его сердце не билось так сильно. Он замер в ожидании ответа. Видя его волнение, Ярицлейв мягко сказал:

– Думается мне, что во многих отношениях ты подходишь моей дочери. Ты доброго рода и славен немалыми достоинствами. Но брак княжеской дочери – особая стать. Дочерей государей выдают за равных им по положению, дабы женитьба принесла великую честь тем странам, откуда они родом. Что касается тебя, то боюсь, здесь начнут возражать мои бояре, воеводы и прочие знатные мужи. Они непременно скажут, что было бы несколько поспешным решением, если бы я отдал дочь чужестранцу, у которого нет своего королевства или на худой конец княжества. Горлопаны на вече прибавят также, что ты беден и не можешь заплатить вено за невесту. Тем не менее я не хочу огорчать тебя. Дочь моя столь молода, что нам с Ингигерд еще рано думать о ее замужестве. Пока она вырастет, много воды утечет. Лучше оставить тебе твой почет до подходящего случая, даже если ты немного подождешь. За то время, что ты провел при моем дворе, ты приобрел славу, а нам немалые выгоды. Поглядим, как пойдет твоя дальнейшая служба. Очень вероятно, что, начавшись столь доблестным образом, она еще более увеличит твою славу и почет.

Речь конунга на северном языке текла тихо и гладко, ласковые слова обволакивали, словно мягкий шелк. Но Харальд догадывался, что за лестными выражениями скрывается отказ. Он не хотел довольствоваться пустыми речами, какими бы красивыми они ни казались. Харальд сказал почтительно, но настойчиво, что понимает свое незавидное положение. Он всего лишь бедный изгнанник, которому нечего выставить в заклад. Однако он известен своими родичами и предками, которые были конунгами, и твердо рассчитывает на свою силу и удачу.

– Сейчас я действительно не могу заплатить мунд, достойный дочери такого могущественного конунга, как вы, господин! Но я могу оказать большую услугу конунгу в воинском деле. Назначьте любое испытание, и вы, господин, увидите, на какие подвиги готов Харальд ради девы из Гардарики.

Ярицлейв Мудрый молчал. Ничто в опочивальне не нарушало тягостной тишины, показавшейся Харальду вечной. Он понимал, что решается его судьба, и разрывался между надеждой и отчаяньем. В один миг ему верилось, что его затея закончится удачно, а в следующее мгновение он удивлялся тому, как осмелился заикнуться о женитьбе на дочери конунга. Наконец, Ярицлейв нарушил молчание:

– Ступай отдыхать, Харальд. Я тщательно обдумаю твои слова и дам надлежащий ответ.

Ответ был дан нескоро. Конунг выздоровел, но не звал его в свои палаты. Более того, когда он через несколько дней приехал в Ракомо, слуги дерзко объявили ему, что Ингигерд занята, а детей ему видеть незачем. Харальд возвратился домой в великом унынии. Видя его расстроенное лицо, Рёнгвальд участливо спросил, не заболел ли он. Харальд отмалчивался, но сын ярла догадался, в чем причина уныния. Он хлопнул себя по лбу и воскликнул:

– Клянусь молотом Тора, ты, верно, поговорил с конунгом о женитьбе на Эллисив!

Харальду пришлось рассказать о встрече с Ярицлейвом и о том, что он, кажется, сильно прогневал конунга. Сын ярла был возмущен:

– Он отказал тебе, Инглингу! Кто они такие, конунги Гардарики?! Их предка Рюрика никто не знает в Северных Странах. Только безумный берсерк думал, что Рорик Метатель Колец в родстве с Ярицлейвом. Конунг и его семья давно словены, в чьих жилах течет лишь малая толика норманнской крови. Если бы не Ингигерд, их дети даже не говорили бы на северном языке!

– Рёнгвальд, повтори свою бурную речь, когда придешь за жалованьем из рук конунга!

– Не спорю, он богат и могущественен, – опомнился сын ярла. – Но ты ведь потомок богов!

– За родство с ложными богами на Торговой стороне не дадут ни векши!

– Развейся, Харальд! Дурные мысли истомят тебя! Пойдем играть в мяч. Мы давно устраиваем игры за Парамоньим двором. Сегодня норманны из Хольмгарда будут биться против дружинников ярла Эйлифа из Адельгьюборга. Нам понадобятся твоя сила и ловкость!