Слева боевой порядок родовичей растянулся куда длиннее киевского, и люди Дивислава со всех сторон навалились на Свенельда с его людьми, мало не окружив.

Но тот не сплоховал.

Лучших воинов хитрый воевода поставил в тылу: они прикрывали спину свеженабранным и могли подтолкнуть их вперед, если понадобится.

Накануне они с Игорем долго спорили, обсуждая грядущую битву, и теперь стало видно, что замысел Свенгельда оправдывает себя. Воеводская дружина сражалась в кольце неприятеля и связывала целую толпу зоричей.

Когда рухнуло правое крыло, Дивислав понял: дело худо.

Казалось бы, Свенельд окружен, но при хорошем снаряжении и выучке дружины он продержится долго, а у него, Дивислава, времени нет совсем. Кто-то уже побежал, кого-то оттеснили, войско смешалось…

Оставался один способ вырвать победу: ударить врага в самое сердце!

И князь сделал то единственное, что еще ему оставалось: с ближней дружиной бросился туда, где колыхался над схваткой красный стяг с падающим черным вороном – личное знамя Ингвара.

Их натиск был столь яростен, что опешившие враги подались назад.

Люди рубились, не щадя себя, забыв о смерти и ранах. И шли вперед по телам своих и чужих. Дивислав не видел ничего, кроме красного лоскута, в котором сосредоточилось все, ради чего он жил и с чем боролся.

Сами ли мы владеть будем землей предков или уступим чужакам?

Его кольчуга уже была изрублена, кровь сочилась из нескольких ран, но он не чувствовал боли.

Щит хрустнул под ударом секиры, телохранитель пронзил врага копьем и сам упал, не успев выпростать глубоко засевшее оружие.

Дивислав разрубил мечом жилистую шею какого-то сивобородого великана, на возврате сумел отбить жало сулицы, метившее в глаза.

Шаг, еще шаг! Там – его враг, прямо впереди, за спиной у этого вояки с расписным щитом…

Удар пришелся по шлему так, что в ушах зазвенело. Он снова шагнул вперед, и тут в плечо вонзилось копье, разрывая кольчугу и поддоспешник. Силой удара князя развернуло; будто зверь зарычав от ярости, он в два замаха перерубил крепкое ясеневое древко.

И тут второе копье, нырнув под край щита, ударило ему прямо под вздох.

Его кмети рубились уже с телохранителями Ингвара, пробившись к самому его стягу, но их отваги оказалось недостаточно. Зажатые со всех сторон, они пали один за другим.

Рухнул и «ратный чур».

Когда он исчез с глаз, войско зоричей окончательно смешалось и побежало.

Одни кинулись под защиту леса, другие стали бросаться в реку, надеясь укрыться за полосой текучей воды, третьи устремились к сулившим защиту стенам городка.

Конец битвы я наблюдала уже своими глазами. С заборола мы увидели бегущих, и я приказала не затворять ворота, чтобы вои укрылись в городце.

Как я могла закрыть путь к спасению людям, которые пришли сражаться за меня?

Но тут же я увидела киевлян – они преследовали зоричей.

Как я ни вглядывалась, Дивислава нигде не могла отыскать. Но даже тогда я еще не думала о том, что означает его отсутствие. Я понимала, что все идет не так, но у меня в голове еще не укладывалось, какие губительные последствия это принесет…

Те, кто первым вбежал в город, стали тут же закрывать ворота.

Я кричала, требовала открыть, потому что вошли еще не все, но они меня не слушали. Со стены вопили, что киевские совсем рядом. Уже был виден стяг Ингвара и его ближняя дружина – она выделялась множеством шлемов и кольчуг, а еще – уверенными слаженными действиями.

Если серые кожухи наших катились во все стороны, будто ягоды из опрокинутого туеса, то кольчуги целеустремленно бежали к воротам.

Те уже были закрыты, и остатки войска оказались зажаты между киевлянами и стеной.

Многие просто разбежались, спрятались в оврагах вокруг городца: кусты еще не облетели и давали хорошее укрытие. Настигнутых убивали – луговина уже была полна лежащих тел. Они еще выглядели совсем как живые.

И было дико видеть, что десятки людей прилегли наземь прохладным осенним днем… Ран и крови из такой дали заметно не было.

Тогда я уже не могла не понимать, что происходит.

От наших отцов мы с Эльгой с детства наслушались рассказов о походах и захватах городов.

Мне нужно было только уразуметь, что все это происходит здесь, сейчас и со мной. С моими людьми. С детьми, которых я уже почти привыкла считать своими.

И тут мне стало страшно.

Я выросла возле дружины и свыклась с соседством вооруженных людей, но впервые я застала врагов возле своего порога.

И понимала, что защищать нас некому. В городце стояли плач и вопль, никто уже не слышал даже самого себя…

Я не думала, куда же пропал Дивислав, но видела, что среди вернувшихся его нет.

Я побежала к детям. Дивуше и Колошке тогда было десять, а остальным еще меньше. Они оставались у Держаны: она сидела с ними и не выпускала, чтобы не затоптали.

Вскоре мы услышали удары.

Дружина Ингвара совсем недавно вернулась из похода на Прут и Буг, а там им привелось взять немало городцов. Раздался треск – ломали ворота.

Мы все сидели, вцепившись друг в друга; я не знала, что еще могу и должна сделать. Челядинки и еще какие-то женщины набились в избу, засели по углам и вопили. Казалось, само небо сейчас рухнет нам на головы и всех раздавит! Помню, я сжимала в объятиях самую младшую Дивиславову дочку, Живлянку, ей тогда было пять лет, и прижимала к груди, чтобы закрыть от падающих обломков…

А потом к нам ворвались люди в кольчугах.

Их лица так ясно отпечатывались в моем сознании, и в то же время они казались мне все одинаковы. Впоследствии я старалась не воскрешать их в памяти, не вспоминать и не знать, кто из них это был.

– Княгиня! Где? Которая? – кричали они, вытаскивая женщин из углов.

Тогда я запихнула Живлянку в кучу братьев и кое-как встала.

– Это я.

Они посмотрели на меня: мой богатый убор молодухи подтверждал, что я говорю правду.

Сразу двое схватили меня за руки и потащили из избы.

Я не противилась. Мне казалось, что меня сейчас втолкнут в пасть Змею Горынычу; но раз уж он явился и завладел нашей землей, это была неизбежная участь княгини.

Меня привели в нашу собственную избу.

Еще вчера я была здесь хозяйкой, но сейчас все было перевернуто вверх дном и стало незнакомым. Кольчуги расступились. На моей укладке из приданого сидел какой-то парень, тоже в кольчуге, без шлема, с обритой головой и с «молоточком Тора» на груди. Совсем молодой, безбородый, только заросший рыжеватой щетиной.

– Князь, вот эта!