– Иди. Здесь помощь, – говорил Рома, не обращая на неё внимания и не давая обратить коту. – Тепло. Спокойно, – добавил он, и неожиданно это подействовало: кот будто решился, качнулся вперёд и пошёл. Рома прикрыл за ним дверь. Кот медленно, как слепой, спускался по ступенькам, останавливаясь на каждой и отдыхая.

– Куда? Дворового, блохастого! Совсем, что ли, с ума посходили! Ты куда его тащишь, заразить всех тут хочешь?

Старушечий голос звенел и неприятно резонировал в замкнутом помещении подвала. Рома не оборачивался и не обращал на неё внимание. В коридорчике перед кабинетом стояла скамья, к ней он и повёл кота: под ней можно было спрятаться. Кот это понял тоже, забрался под укрытие, тут же сложился в клубок; его стало трясти. Рома сел сверху, чтобы кота не было видно за его ногами, и только тогда поднял глаза, чтобы посмотреть на кричавшую женщину.

– Грязь, вонь, зараза! Как можно?!

Она была пожилая, но ещё не старая – голос оказался старше, чем лицо. Хотя в полутьме подвала Рома плохо разбирал её черты, но видел, что маска возмущения и недовольства давно исказила их. Говор был не местный. На ней было серое пальто, какие носили лет тридцать назад. На другой скамье у противоположной стены стояла старая тряпичная сумка и там сидела маленькая белая собачка. Она сжалась и поскуливала, поджимая лапу, стыдливо и испуганно слушая голос хозяйки. Та никак не могла успокоиться.

– Он вам мешает? – спросил Рома тихо, пытаясь взглянуть ей в глаза.

– Мешает? Это зараза! За-ра-за! Это истреблять, а не тащить куда…

– Вы пришли к врачу? – спросил Рома так же спокойно.

– Твоё какое дело?! Я требую, чтобы это сейчас же…

– Мы тоже пришли ко врачу. Потому что он болен. Как и ваша собака.

– Это всё никак, это никуда…

– Нельзя потише! – раздался ещё один голос: открылась дверь, и из неё выглянула женщина в белом халате, крупная, с недовольным лицом. Она что-то жевала. Пахнуло хлоркой.

– Вот, полюбуйтесь! – тут же обернулась к ней тётка. – Это куда вообще? Такое вот – ужас что! Зараза, я не знаю уж как…

Врач строго оглядывала коридор. Со света ей было плохо видно. Рома понял это и пошевелился, подвинул ногу, показывая кота под лавкой.

– Вот, я же вам, такое… – начала женщина, но врачиха её перебила:

– Вы его как поймали? – спросила, дожёвывая.

– Я не ловил, – сказал Рома. – Мы пришли вместе.

– Так нельзя! Сплошная, я говорю… – завелась снова женщина. Врачиха посмотрела на Рому, недовольно скривившись, проглотила то, что было у неё во рту, цыкнула зубом, пытаясь вынуть застрявшую еду, и властно спросила женщину:

– У вас что?

– Собака, – засуетилась та, моментально меняясь голосом, начиная заискивать и даже как будто став меньше ростом. – Вот, мы в среду приходили, ставили укольчик…

– Зайдите, – перебила её врачиха и скрылась в кабинете. Женщина вприпрыжку бросилась к своей собачке, смяла её в охапку так, что та снова заскулила, и заскочила внутрь, подобострастно прикрыв за собой дверь.

Стало тихо. Стало слышно, что где-то в конце коридора журчит в унитазе вода, ходит пар по трубам, бурлит канализация. На улице, у двери, процокали каблуки.

Рома закрыл глаза, откинувшись к стене. Звуки приблизились, стали громче. Капала из крана вода, прямо в дырочку слива, звучно и ясно: кап-кап-кап. Металлически звякнуло что-то за дверью кабинета. Собачка скулила, поджимая хвост, на ярко освещённом докторском столе. Кот не спал, его трясло в лихорадке, яркие образы мелькали перед глазами. Он умирал. Рома чувствовал это, но ничего не мог сделать. Совсем ничего не мог больше сделать. «Яна, зря ты доверила это мне. Я ничего не умею. Совсем ничего», – подумал он, и в этот момент что-то рядом скрипнуло.

– Есть кто? – раздался женский голос, моложе и звонче. Рома открыл глаза: свет вырывался с другой стороны, из другой двери. Там стояла такая же белая, так же резко и грубо пахло, только белая была потоньше и нежнее. – Заходите, – сказала она и растворилась в ярком сиянии кабинета и его нестерпимых запахах. Рома наклонился под лавку: кот ничего уже не понимал и не слышал. Он взял его на руки. Тот не сопротивлялся. Рома внёс его в кабинет.

От яркого, сильно пахнущего и страшного захватило дух. Рома вошёл, ничего не видя.

– На стол кладите, – услышал голос за спиной. Там стучало и хрустело: распечатывала свежую пачку, надевала латексные перчатки. – Что это у нас? Ой. Ваш, что ли?

– Мой. – Рома услышал свой голос, и картинка стала проявляться: кабинет, стены, стол в клеёнке. На неё он опустил кота. Тот скорбной тряпочкой растёкся по плоскости.

– Похвально, конечно, – говорила женщина, кладя на него уверенные руки в перчатках. Дергала веки, заглядывала в глаз, уши, зубы. – Только обманывать не надо. Давно подобрали?

У неё было овальное лицо под белой медицинской шапочкой. Крашенные чёрным ресницы, красным – губы. На коже крупные поры, в них запала пудра, всё видно в ярком безжалостном свете. Но черты приятные. В них было сострадание. Рома почувствовал, что начал расслабляться: им с котом повезло.

– Минут пятнадцать, – признался он.

– Понятно. – Женщина покачала головой. – Ну, и что вы хотите?

– Что с ним? – спросил Рома.

– Ну, так сразу сложно. Охлаждение. Обезвоживание. Вероятно, воспаление. Нужно смотреть. Узи. Ну, витамины. Но это лечение, вы понимаете? Деньги. – Она оценивающе взглянула Роме в глаза. Он закивал.

– Я понимаю.

– Стационар нужен будет. Возможно, уколы. Вы возьмётесь?

– Я никогда… – Рома развёл руками.

– Ясно, – перебила его женщина. – Ладно, что сейчас делаем? Смотрим?

– Смотрите, конечно. – Рома не понимал, какие могут быть вопросы.

– Нет, вы понимаете, что это значит? – Она начала раздражаться.

– Да, конечно.

– Что деньги и всё… Вы понимаете? – Она ему не верила. Ей нужно было это сказать.

– Да, я понимаю. Лечите. Надо лечить. Он умирает.

– Ну, ещё не то чтобы… – Она снова положила на тело кота руки. Пощупала, перевернула. – Хотя… Ну, тем более. Вам это надо? – Она снова обернулась, не убирая уже рук с тела кота. Ждала ответа, будто не могла поверить. – Вы просто поймите: бывает, приносят – полечите, все дела. А потом – нет их. А у нас работа, вы понимаете, мы не благотворительность.

– Лечите, я заплачу. – Рома поспешно закивал: ему не хотелось, чтобы она продолжала этот разговор. Она вгляделась в него с недоверием, отчего лицо её сделалось старше, покачала головой.

– Ну, хорошо. Посидите. – И наконец отвернулась к коту, занялась им.

Рома отошёл к стене, опустился на стул. Прикрыл глаза. Слышались звуки. Слышалось пение. Кот плыл на его волнах. Оно успокаивало, баюкало, качало. С ним было не страшно. Оно уносило его, и он не боялся уплыть.