С давних пор, но не в последнее время. Эти кусты карнелилки растут здесь вот уже несколько лет. Птичника также не видно, ни уток, ни гусей, готовых поднять шум, если кто чужой подойдет слишком близко — обычная защита в деревнях.

За убогим укрытием увядшего душистого куста он присел на корточки, чтобы заглянуть в ветхие расколотые ставни, криво повисшие на прогнувшихся петлях. С того места, где он сидел, он ясно видел груду одеял, брошенную как попало на узкую кровать. Одежда в таком же беспорядке валялась на полу вместе с единственным накрытым крышкой горшком, а также полуразмотанным отрезом грубого хлопка, в какой любой островитянин Дэйш собирает нехитрые пожитки для недолгого путешествия.

Кто здесь останавливается? Кто-нибудь, не желающий жить в такой уединенной хижине в настоящее время, но все еще пользующийся плодородным садовым участком, пока его не отнял лес. Но где же сейчас этот усердный труженик? Собирает что-нибудь или занят каким-нибудь тайным делом?

Кейда подкрался ближе, по коже меж лопаток пробежали мурашки: а вдруг неведомый садовник сейчас вернется? С внезапной решимостью он убрал в ножны меч Телуйета, рукоять при этом щелкнула. Подтянувшись на низком подоконнике, Кейда схватил верхнее одеяло и кожаный ремень, завитком лежавший на полу. Увидев запятнанную потом рубаху, Кейда немедля натянул ее через голову, брезгливо морщась, меж тем как его руки упорно искали рукава. Ее шили на более высокого и полного человека, но она хотя бы поможет скрыть от небрежного взгляда его драные штаны.

Если явиться на торговый берег с голой грудью, это привлечет слишком много внимания, а, думается, нынче утром его нам хватило с избытком. Так, что тут есть еще, чтобы придать путнику более убедительный вид? Ты не можешь позволить себе привередничать, не теперь.

Кейда встал на колени и быстро свернул в трубку одеяло, затем туго стянул ремнем. В желудке урчало ужасающе громко в тихом полумраке заброшенного жилища. Кейда снял крышку с горшка. Внутри оказалась холодная и липкая похлебка из соллера, зерно которого смешали с раздавленными семенами тандры, стручками перца и солью, чтобы дольше не портилось. Сверху были набросаны корочки плодов лиллы. После недолгого колебания Кейда выудил корочки и соскреб со дна горшка все остатки, холодные и склизкие, выплюнув куски мякоти лиллы и подавившись этой скромной пищей после нескольких первых жадных глотков.

Вот до чего дошло, ты ешь то, чем живет один из низших островитян. Это сделано с разумным намерением или в безумии? Не знаю. Все, что я знаю сейчас, это что в пище для меня больше толку, чем в гордости.

Затем он увидел нож, которым резали плоды. Не ахти какой нож, короткая полоса неумело заточенной стали, запятнанная соком и тронутая ржавчиной. Деревянная ручка треснула, видать, отсырела когда-то, а потом ее положили сушиться, не смазав. Кейда переместился на пятки, держа руку на рукояти меча Телуйета, а другую на своем кинжале. Оба клинка выдают его как человека из некоего большого дома. Этот нож отметит своего владельца как нижайшего из низших. Все и каждый презирают человека, который достиг возраста благоразумия и не зовет своим порядочный кинжал, полученный от отца, которому так и не удалось достаточно наторговать, заработать ремеслом или усердно послужить, чтобы наделить своего сына таким подарком.

Лучше казаться нижайшим из низших, чем беглым рабом, сейчас-то уж точно.

Кейда вскочил на кровать. И оказался достаточно высоко, чтобы достать до грубо вырубленных стропил. Он бережно засунул меч Телуйета в плотно связанные пальмовые листья, повертев его из стороны в сторону, пока тот не лег ровно, спрятанный в крыше. Пристроив там же и кинжал, Кейда спрыгнул на пол, подхватил одеяло, пихнул самодельный ножик в ножны на поясе и выбежал через открытую дверь.

Пусть испытанием моего благоразумия послужит, удастся ли спокойно уйти, не обвиненным в этой краже. Это может стать знамением, которое укажет мне, на верном ли я пути.

Напряженный от ожидания разъяренных криков сзади в любой момент, Кейда поспешил дальше по петляющей тропе. Заброшенная хижина вскоре осталась далеко позади, а с ней и опасность разоблачения. Чуть далее он натолкнулся на более широкую стежку и, двинувшись по ней, обнаружил, что она вывела его к вершине долгого хребта из низких разрушенных скал, в подножие которого бьются темные волны. Не имея иного выбора, кроме как идти вперед, он обогнул, наконец, угол и встал на плоской вершине кручи. У него ушло одно мгновение, чтобы осознать, что он смотрит отсюда на истоптанную полосу песка, к которой стремился с тех самых пор, когда увидел ее с высокого горного перевала.

Любое удовлетворение при таком повороте событий продлилось бы недолго. Кейда нахмурился. Всего четыре галеры на якоре в укромном проливе между пляжем и расползшимся коралловым рифом, увенчанным пальмами. Лишь два парусных судна поменьше, отведенных на отмели. Несколько ярких навесов трепещут на берегу, скрывая товары, которые кто-то под ними предлагает. Но никто не шел мимо по песку, чтобы поглазеть или поторговаться. Кейда прошел чуть дальше, чтобы осмотреть широкое пространство меж двух гостеприимных зарослей иглоплода. Всего два костра. Спутники вождя, совершающего большой поход, могли бы разбить здесь лагерь, никого существенно не потеснив.

Как тебя порадовало бы менее десяти дней назад, узнай ты, что самые прославленные торговые пляжи Уллы Сафара в равном пренебрежении у купцов и у людей из его владения. Какое удовольствие тебе доставило бы сочувствовать жирному Сафару, тщательно выбирая выражения, чтобы он заметил, как ты на самом деле рад.

«Любому разрешено испытывать удовольствие при неудачах врага, — всегда откровенно говаривал Дэйш Рейк о таких вещах. — Помните, глупо позволять, чтобы враг это увидел, если только вы не потопили его триремы и он их больше не увидит, а ваши меченосцы у ворот его последней твердыни».

Но теперь неудача Сафара стала и твоей. Что бы сказал о таком Дэйш Рейк? «Можно ждать, пока ветер переменится, а можно самому добиться для себя множества удач, используя каждую возможность, которая представляется».

Кейда наблюдал, как гребная лодка с одной из галер приближается к берегу. Гребцам мешали бочки для воды, уложенные меж них. Соскользнув по нанесенной на скалу земле, он умудрился достичь пляжа как раз в тот момент, когда лодка коснулась грубого песка.

— Я могу вам помочь? — Кейда вошел в ленивый прибой.

Главный из гребцов кинул ему канат.

— Подтяни.

Кейда поймал конец и потянул. Старший гребец перепрыгнул через борт и присоединился к нему. Лодка один раз недовольно колыхнулась, а затем прочно встала на песке.

— Надо почистить эти бочки и наполнить, и чтобы никто не видел то, что можно увидеть, пока дело не сделано. — Он насмешливо нахмурился, покосившись на своих людей.

— Не похоже, чтобы здесь было что увидеть, на этом-то берегу, — подал голос один из гребцов, когда те начали поднимать пустые бочки над бортом.

— А ну-ка дайте мне, — несколько сдавленно предложил Кейда. — И за весло я могу взяться вместе с другими, когда вы отбудете.