Я убежден, что необходимо энергично бороться против всяких попыток возрождения еврейского национализма, который неизбежно приводит к измене. Мне казалось, что для этого необходимы, с одной стороны, разъяснительные статьи (в том числе и людей еврейского происхождения), с другой — разъяснение, исходящее от самой “Правды” и столь хорошо сформулированное уже в тексте письма: о том, что огромное большинство трудящихся еврейского происхождения глубоко преданы Советской Родине и русской культуре. Мне кажется, что такие статьи сильно помешали бы зарубежным клеветникам и дали бы хорошие доводы нашим друзьям, борющимся за мир.

Вы понимаете, дорогой Иосиф Виссарионович, что я сам не могу решить эти вопросы, и поэтому я осмелился написать Вам. Речь идет о важном политическом шаге, и я решаюсь Вас просить поручить кому-либо сообщить мне Ваше мнение о желательности моей подписи под таким документом. Если руководящие товарищи передадут мне, что опубликование документа и моя подпись могут быть полезными для защиты Родины и для движения за мир, я тотчас подпишу “Письмо в редакцию”.

С глубоким уважением Илья Эренбург»[196].

Письмо Эренбурга было обнаружено после смерти Сталина на «ближней даче» среди других бумаг, из чего можно заключить, что оно дошло до адресата.

Г. В. Костырченко, ссылаясь на архивные документы, утверждает, что Сталин все же не позволил Эренбургу «уклониться от исполнения номенклатурного долга», и его подпись, наряду с прочими (С. Я. Маршак, В. С. Гроссман, М. И. Ромм, Л. Д. Ландау, И. О. Дунаевский и др.), появилась под обращением[197].

«Как известно, — констатирует Г. В. Костырченко, — обращение еврейской общественности так и не появилось в печати.

Думается, сам Сталин успел незадолго до приступа смертельной болезни отвергнуть эту идею, исходя из того соображения, что публикация любой, даже выдержанной в самом оптимистическом тоне коллективной петиции евреев будет свидетельствовать о том, что в стране продолжает существовать пресловутый “еврейский вопрос”. Возможно, что до диктатора в конце концов дошел смысл предостережения, прозвучавшего в письме Эренбурга: “Опубликование "Письма", подписанного учеными, писателями, композиторами и т. д. еврейского происхождения, может раздуть отвратительную антисоветскую пропаганду”»[198].

Оценивая позицию И. Эренбурга в те трудные для советского еврейства времена конца 40-х — начала 50-х гг. прошлого века, надо признать, что его положение было непростым. На него оказывалось давление, его периодически переставали печатать, но его все же не смыла смертоносная волна юдофобства, поднявшаяся в связи с репрессиями против ЕАК, борьбой с «космополитизмом», а позднее с «делом врачей». Он остался на плаву благодаря не столько своей выдержке, но, пожалуй, прежде всего благосклонности Сталина, который полагал нужным использовать писателя с его авторитетом и талантом публициста в политических целях, для сохранения международной респектабельности советского режима. Эренбург позволял это, хотя его покорность не была безоговорочной. Такая позиция воспринималась националистическими еврейскими кругами как коллаборационистская.

Эренбург видел решение еврейского вопроса не в эмиграции в Израиль, а, как сам признавался, на путях ассимиляции с народами, среди которых жили евреи. Хотя создается впечатление, что он сам испытывал какие-то сомнения в таком выборе и терзался этими сомнениями, терял веру в способность советского строя решить столь сложную национальную проблему.

По слухам, в Москве публикация письма в «Правду» была намечена на 2 февраля 1953 г. Эту же дату приводит Эдвард Радзинский в своей книге «Сталин»:

«2 февраля в редакционных кабинетах “Правды” царила полная растерянность: тщательно подготовленное письмо было запрещено печатать»[199]. Текст письма был уже набран в макет газеты, и директива об отмене этой инициативы поступила в редакцию накануне, очевидно, 1 февраля. Все копии верстки и корректуры были изъяты из редакции, и в последующие годы этот вариант письма знаменитых евреев в «Правду» не воспроизводился в работах по истории.

Публиковались лишь версии, иногда явно фальшивые. Содержание письма, как о нем говорили Каверин и Эренбург, состояло в попытке обосновать различие между небольшой группой евреев-врачей, которые оказались завербованными иностранной разведкой, и всем еврейским народом СССР, который считает Советский Союз своей родиной и верен интересам социализма. Г. В. Костырченко, знакомившийся с текстом этого письма в архивах, сообщает, что проект письма был подготовлен секретарем ЦК КПСС и руководителем Агитпропа Николаем Михайловым «по поручению Сталина»[200].

Костырченко считает, что инструкция Сталина Агитпропу о подготовке письма знаменитых евреев в «Правду» означала то, что он «решился на отступной маневр» — шаг, аналогичный его статье в марте 1930 г. «Головокружение от успехов». Проект письма, судя по архивным отметкам, был направлен 29 января Маленкову и от него поступил Сталину. «Поскольку 2 февраля на сопроводительной записке к письму появилась отметка об отправке его в архив, то, — пишет Костырченко, — напрашивается вывод, что текст Сталину не понравился. Можно предположить, что тон письма — чрезмерно резкий, если не сказать кондовый — его не устроил, ибо не способствовал достижению искомой цели: затушить скандальную ажитацию вокруг “дела врачей” в стране и в мире. Обоснованность такой догадки представляется вполне очевидной, так как составление следующего варианта письма было поручено Шепилову, слывшему среди интеллигенции либералом»[201].

С этим предположением Костырченко можно согласиться, но с некоторыми оговорками. Тон первого проекта письма в «Правду», требовавшего, кроме всего прочего, «самого беспощадного наказания преступников», то есть их казни, определялся сообщением ТАСС, которое тогда воспринималось как одобренное Сталиным или даже написанное им самим. Ажиотаж вокруг еврейской проблемы Сталин в то время мог прекратить другим, более простым путем. Для этого было достаточно телефонного звонка Сталина в Агитпроп или редактору «Правды», этой газеты газет, на которую равнялись другие. Сталин в данном случае хотел остановить антисемитскую кампанию в прессе, но сделать это не лично, а через какую-то другую достаточно авторитетную статью в «Правде». Это было бы повторением того приема, который был использован Сталиным для остановки антинемецкой пропаганды незадолго до окончания войны. В то время — это люди моего поколения помнят достаточно хорошо — главным антинемецким пропагандистом был Илья Эренбург, которому принадлежал лозунг «Убей немца!». Эренбург в период войны опубликовал в «Правде», «Красной звезде» и в других газетах больше тысячи ярких статей и очерков, которые всегда читались без равнодушия. Но он постепенно переходил от антифашистской к антинемецкой пропаганде. После вступления Красной армии на территорию Германии это направление пропаганды одобряло насилие над гражданским населением. Именно в это время в «Правде» появилась большая статья тогдашнего начальника Агитпропа Георгия Александрова «Товарищ Эренбург упрощает»[202], которая быстро остановила грубую антинемецкую пропаганду. Статья Александрова была заказана и одобрена Сталиным. Этот прием Сталин, очевидно, хотел повторить, показав, что он сам стоит в стороне от антисемитской кампании и «дела врачей».