Геннадий Николаевич решил сделать комплимент второму секретарю МИДа Якову Кэдми и сказал, что тот здорово говорит по-русски.

— Господин Зайцев, — дипломатично усмехнулся Кэдми, — я родился в Советском Союзе и мой родной язык — русский, а иврит учил здесь.

Первыми на летное поле доставили Якшиянца и Вишнякова. Зайцеву понравилось, как их «упаковали» израильские полицейские — на глазах плотные, суконные повязки, непривычные для нас наручники с жестким креплением кистей рук.

Израильтяне только что закончили заправку нашего «Ил‑76». Кстати, начальник авиабазы поверил на слово Зайцеву и залил в баки самолета 5 тонн горючего, да еще погрузил в салон несколько коробок с фруктами.

Во второй самолет посадили жену Якшиянца — Фотаки и оставшихся двух террористов, передали оружие, личные вещи, документы. Все с описями, по акту. Потом принесли деньги, предложили пересчитать их. Зайцев отказался сделать это, чем вызвал возмущение израильских чиновников.

Наконец все формальности были соблюдены, самолет заправлен, бандиты находились в салоне. Полковник Зайцев поблагодарил Кэдми, начальника полиции, командира авиабазы за содействие. И в четверть двенадцатого ночи самолет оторвался от взлетно-посадочной полосы.

Через несколько часов авиалайнеры были на московской земле. Первым сел «Ил‑76».

В холодной декабрьской ночи над козырьком аэропорта нестерпимо ярко горели страшные для Якшиянца слова: «Москва. Шереметьево».

Подкосились ноги, поплыли ненавистные неоновые буквы. Сознание отказывалось воспринимать реальность. Тело Якшиянца обмякло, повисло на чьих-то сильных руках.

Когда он пришел в себя, то спросил:

— Что со мной будет? Расстреляют?

— Пряников дадут, — сказал кто-то за спиной.

Суд приговорил Якшиянца к 15 годам лишения свободы, с отбыванием всего срока в тюрьме.

Это была последняя операция, которую провела «Альфа» под руководством полковника Зайцева. Теперь у него были другие заботы, другие хлопоты на посту заместителя начальника 7‑го управления. На этой должности он стал генералом.

Президент принял решение

А в июле 1992 года его вновь вернули на прежнее место.

— Президент ознакомился с вашим личным делом, — сказали ему, — и принял решение назначить вас командиром спецподразделения «А». Каково ваше мнение?

— Если президент принял такое решение, то спрашивать мое мнение не имеет смысла. Я человек военный и обязан подчиниться воле президента.

После этого перед Зайцевым положили папку.

— Вынуждены были назначить комиссию. Она долго работала в подразделении. Здесь материалы комиссии. Можете ознакомиться с ними.

— Спасибо. Но я знакомиться с состоянием дел буду уже на месте.

Действительно, за те четыре года, что он отсутствовал, подразделение стало несколько иным.

В стране полным ходом шла приватизация, первичный этап накопления капитала. Зарождался новый класс богатых людей. Этот класс уже вовсю делил государственную собственность.

Все зарождающиеся богачи хотели иметь хорошую охрану, телохранителей. А где их было взять в ту пору? Охранное дело знали только профессионалы. К таким относились и бойцы «Альфы». Надо прямо сказать, спрос на них был велик. Разумеется, и оплата труда немалая.

Однако генерал Зайцев к тому времени прожил большую и далеко не простую жизнь. В 1992 году ему было уже 58 лет. Он видел всю опасность такого положения.

Как мог, боролся. Вскоре жизнь подтвердила правильность его опасений. Погиб, охраняя банкира, молодой сотрудник группы «А».

Однажды Зайцев скажет: «В те годы я немало нажил себе врагов». Однако через несколько лет, когда генерал Зайцев будет уходить в отставку, многие скажут ему спасибо за то, что образумил, удержал.

Но это будет позже. А через три недели после его назначения подразделение посетит президент России Борис Ельцин. «Альфовцы» покажут ему преодоление штурмовой полосы, рукопашный бой, штурм здания, самолета и автобуса.

Президент останется доволен. Он вручит бойцам группы трое памятных часов, а для генерала Зайцева снимет часы с собственной руки.

Вместе со своим подразделением генерал-майор Геннадий Зайцев переживет трагические события октября 1993 года, когда группа «А» без сомнения совершит свой гражданский подвиг — удержит ситуацию в своих руках, спасет страну от развязывания гражданской войны.

Правда, за все это генерала Зайцева чуть не уволят в запас. Но справедливости ради надо сказать — не уволят.

В марте 1995 года он сам уйдет в отставку.

За окном кабинета догорал августовский день. Начальник погранотряда раскрыл папку с документами. Сверху лежала телеграмма из штаба округа. Он пробежал ее глазами. Остановился. Прочел еще раз. «Что-то тут кадровики напутали…» В первый раз за службу читал такую телеграмму. Но внизу текста стояла подпись командующего округом. Это уже было серьезно.

Начальника политотдела отряда майора Бубенина вызывали в Москву, с полным расчетом, с вещами, с семьей. Стало быть, новое назначение получил. Но тогда почему не согласовали с ним? Собственно, он совсем не против служебного роста Виталия Дмитриевича. Мужик толковый, надежный, однако с командиром надо бы посоветоваться. Тем более что прослужил начальник политотдела в отряде всего ничего — три месяца. Сам Бубенин молчал, как партизан. Хотя это на него не похоже.

Начальник отряда нажал на селекторную кнопку.

— Виталий Дмитриевич, зайди ко мне.

Вскоре на пороге кабинета вырос начпо Бубенин. Подполковник кивнул, мол, присаживайся, и молча протянул телеграмму.

Майор прочел текст, удивленно взглянул на начальника отряда и опять уткнулся в бумажку. Когда он вновь поднял голову, подполковник прочел на его лице растерянность и удивление.

— Что?! И ты ничего не знал?

Бубенин виновато пожал плечами.

— Командир, за кого ты меня принимаешь?..

Начальник погранотряда забрал назад телеграмму и, похлопывая тыльной стороной ладони по листку бумаги, спросил:

— Понимаешь хоть что-то?

— В Москву срочно переводят, — заключил Бубенин, — с семьей…

— Вот то-то и оно. Ты когда с Дальнего Востока переводился, такое читал?

— Да не помню.

— А вот это уточнение: форма одежды — штатская. Для офицера-пограничника?

Бубенин вышел из кабинета начальника весь в догадках. Ясно было только одно: надо складывать чемоданы.

В тот день Виталий Дмитриевич пытался прояснить обстановку с его переводом в Москву в политуправлении округа в Ленинграде, в отделе кадров. Звонил, выяснял. В результате добился разговора с генералом, который расставил все точки над «i».