Я обескураженно завертел головой по сторонам и, к своему все возрастающему удивлению, обнаружил на остальных двух стенах точно такие же знаки. На мой немой вопрос Ибрагим и Кавказ лишь только пожали плечами и, закатив глаза, с многозначительными лицами показали пальцами вверх. Но мое атеистическое прошлое отказывалось принимать что-либо сверхъестественное, а вбитый в голову за многие годы учебы махровый материализм и сохранившиеся скудные школьные познания в физике и химии подсказывали, что за всем этим стоит, видимо, не Божий промысел, а, скорее всего, проделки искусной на всяческие сюрпризы природы. Вспомнив про свою пятерку по химии, я снисходительно заметил:

— Ребята, хватит мне пудрить мозги! Все очень просто: в стенах осталась старая арматура и на ней собирается конденсат.

Однако мои познания по химии не произвели никакого впечатления на Ибрагима, и он, не церемонясь, с ходу отмел это предположение.

— Это почему же — нет?! — не собирался так легко сдаваться я.

— А потому, что там нет ничего, кроме каменной кладки, — пояснил Кавказ.

— А вы что, проверяли? — усомнилась Олеся.

— Проверяли! Не только обдирали штукатурку, но и высверливали! И ничего! — подтвердил Ибрагим.

— Ну, прямо чертовщина какая-то! Нет, тут что-то не так, — продолжал упорствовать я.

— А вот дьявол здесь как раз и не задержался! — рассмеялся Кавказ и подмигнул Ибрагиму.

— А-а… я все понял! Вы специально нарисовали, чтобы деньги с туристов драть, — догадался я и использовал этот убойный аргумент.

Он вызвал у наших друзей только смех, и Ибрагим с легкой иронией ответил:

— А что, очень даже дельная мысль!

— Ибо, а может, с них первых и начнем? — живо поддержал Кавказ.

Мне же надоело ломать голову над этой задачкой с крестами, я сдался и предложил:

— Ладно, согласен! Стену долбить не будем, только скажите, что в ней спрятано?

— Ничего! — просто ответил Ибрагим и затем коротко пояснил: — Через несколько дней после того, как мы привели стену в порядок и закрасили, крест снова проступил на прежнем месте.

После такого ответа мне ничего другого не оставалось, как только развести руками. Очередная загадка «дачи Сталина» поставила меня в тупик. Ее разгадку взялся объяснить Ибрагим и предложил свою версию:

— Всему этому есть, пожалуй, одно объяснение, но оно больше смахивает на легенду, связанную с именем Сталина и первыми христианами, — начал он свой рассказ. — Так вот, если верить древним преданиям, христианство в Абхазию пришло вместе с апостолом Христа — Симоном Кананитом, и первым местом, где он остановился, был не Новый Афон, в котором он потом прожил до самой смерти, а Сухум. Здесь, на этом самом месте, где мы сейчас стоим, Симон произнес первые слова молитвы во славу Христа. Здесь…

— Ибо, но при чем тут Кананит, когда речь идет о Сталине? — торопил я с ответом. — Лучше объясни, почему кресты на стенах появились.

— Научного объяснения этому феномену, наверное, не найти, — согласился Ибрагим и продолжил: — Но то, что они — Кананит и Сталин — как-то связаны между собой, сомневаться не стоит. Дьявол, каким считали Сталина, и святой, каким был Кананит, под одной крышей не могли ужиться.

— Ибо, про Сталина и Берию мы уже не раз слышали и знаем, что они хуже черта, — скептически заметила Олеся.

— Черт или не черт! Но то, что Сталин на даче ни разу не ночевал, — это факт, — подтвердил Кавказ.

— И не только он. В 1993 году здесь надолго не задержался и другой дьявол — Шеварднадзе! Во время нашего штурма Сухума он, гад, здесь как раз и окопался, — напомнил Ибрагим.

Сволочь! Если бы не Ельцин, то от нас он не ушел бы и за все ответил! — с полуоборота завелся Кавказ. — Мы уже взяли госдачу в кольцо, и тут Ельцин позвонил Владиславу Григорьевичу и попросил отпустить мерзавца. Тот дал слово, что не тронет. Слово Владислава Григорьевича для нас, конечно, закон, но простить Шеварднадзе тысячи загубленных жизней вряд ли бы кто смог. Можете не сомневаться, если бы он тогда попался, то на месте прикончили бы как собаку! Он чувствовал это своей задницей! Трусливый шакал! В то время когда мы добивали засевших в Совмине и порту гвардейцев с отмороженными хохлами, которым где бы ни воевать, лишь бы только насолить вам, русским, этого обделавшегося засранца переодели в форму российского полковника и под видом раненого переправили в военный санаторий.

— Иуда! — с презрением обронил Ибрагим. — Он кинул всех! На его глазах в Совмине под огнеметами жарились как бараны на верителе те, кому не приходилось рассчитывать на нашу пощаду, слишком много на их руках было безвинной крови, а в нашей груди клокотала лютая ненависть. Под носом этого трусливого шакала у развалин Диоскурии пускали пузыри в море те, кому удалось вырваться из нашего окружения. Они получили то, что заслужили, и подыхали, как бешеные собаки! Шева все это видел и даже не замолвил за них слова, он спасал собственную шкуру, кинул их всех, как последний базарный кидала, и драпанул на катере к себе в Тбилиси. Это уже потом, когда американцы поддержали ему штаны, он стал такой смелый, что начал грозить Абхазии новой войной.

— Да пропади пропадом этот Шеварднадзе! Бог ему судья, а черт хозяин. Ты, Ибо, про эти самые кресты доскажи! — поспешил я сменить тяжелую тему.

— Может, поговорим в другом месте, а то здесь становится как-то не по себе, — предложила Лида.

Ибрагим охотно согласился — мрачные стены «дачи Сталина» действительно не располагали к рассказу — и пригласил пройти в гостиницу, чтобы там за чашкой кофе продолжить разговор. Мы без особого сожаления покинули неприветливые и мрачные комнаты госдачи. Двор встретил нас ярким солнечным светом и веселым шелестом пальм, которые, подобно часовым, застыли перед входом. Перебрасываясь на ходу шутками, мы поднялись к гостинице, прошли на летнюю площадку и заняли свободный столик. Дежурившая в этот день администратором и быстрая на подъем Оксана приготовила отменный кофе по-турецки, подала его к столу и сама заняла место рядом с нами. Мы сделали по нескольку глотков и затем все свое внимание сосредоточили на Ибрагиме, приготовившись выслушать продолжение загадочной истории с крестами. Он не стал испытывать наше терпение, быстро допив кофе, отодвинул чашку в сторону и возвратился к рассказу.

— Случилось это осенью то ли 1935-го, то ли 1936 года, точно не знаю, к сожалению, — извинился Ибрагим и продолжил дальше: — К тому времени Нестор Лакоба вместе с любимцем Сталина — известным в те годы архитектором Мироном Мержановым закончили перестройку замка Смецкого. Сам Николай Николаевич не дожил до этого дня и умер здесь на конюшне, новая власть не простила ему заслуг перед старой. Сталин должен был вот-вот подъехать, и поэтому работы шли день и ночь: спешили сделать подарок вождю. С деньгами, материалами и людьми не считались. На отделку залов шли самые редкие породы деревьев, привозили их со всего мира и работали с ними лучшие на то время в стране резчики и плотники. В этом вы могли сами убедиться. Если помните, там нет ни одного гвоздя, ни одного шва ни на стенах, ни на потолках, а рисунки в комнатах нигде не повторяют друг друга.