И да поможет ей Бог, она собирается овладеть этой силой и использовать ее во имя своей любви. Что в том дурного?

Осознание того, что они так и не приблизились к находке чаши или медальона, делало его настроение еще более омерзительным. Орфей ускользал от них, будто ему каким-то непостижимым образом стало известно об их приходе. Владелец клуба буквально растворялся в опиумном дыме, несмотря на то что один из Братьев Хранителей наведывался в клуб каждую ночь. Ситуация не могла не вызывать у Блэка жуткое чувство досады.

Обшарив каждый дюйм в этом проклятом «Театре Адельфи», они не нашли буквально ничего, и одна лишь мысль о полной безнадежности предпринятых ими поисков лишала его остатков рассудка.

Чем дольше будут отсутствовать чаша и медальон, тем выше вероятность того, что кто-нибудь проведает об их истинном предназначении. А с этим Блэк смириться не мог. Его обязанность — защищать реликвии; страшной клятвой поклялся он хранить древние артефакты и оберегать мир от их смертоносной силы — и не сдержал обещания.

Потирая лицо руками, Блэк пытался мысленно собрать воедино немногие осколки информации, которыми они владели. Возможно, он что-то упустил? Тем не менее граф был убежден — этого не могло быть. Их поиски в ложе ни к чему не привели, а проведенный Сассексом осмотр кабинета Стоунбрука показал, что маркиз не хранит дома масонских бланков.

При мыслях о Стоунбруке он издал протяжный стон, ибо все они вели к единственному результату. Изабелла.

Проклятье! Уже две недели без нее. Он едва выдержал эту пытку, провел все это время словно в тумане, в мареве виски и нереализованных желаний. Его верными спутниками стали ночь, потрескивающий в камине огонек да Лэмб, лениво дремавший у его ног.

Блэк наотрез отказывался подняться из удобного кресла и подойти к запотевшему стеклу, чтобы пялиться в ее окно, как потерявший голову от любви дурачок. Но он был им. Дураком. По уши в нее влюбленным. И отчаянно желавшим взглянуть на нее еще раз, пусть мельком.

Блэк задавался вопросом, чувствует ли Изабелла, когда он думает о ней. Знает ли она, что он полубезумный слоняется по своему каменному мавзолею? Сознает ли, что впервые ощутил городской особняк своим домом, когда она пришла к нему на ужин в ту ночь?

Да волнует ли это ее вообще? Нет, с какой стати! Она бросила его, а теперь он напился и чувствует себя ужасно.

Что ему делать с ее парализующим страхом страсти? Черт возьми, неужели он напрасно рисковал жизнью, спасая ее? Она бросала на ветер свой второй шанс, и это приводило его в ярость. Отдать себя в руки такому ничтожеству, как Найтон, человеку, который, даже проживи он с ней десяток лет, не узнает ее подлинных желаний, — нет, это настоящее проклятие для него! Как Изабелла могла хотеть то, что предлагает ей Найтон, если Блэк способен дать гораздо больше?! Да он с радостью отдаст ей все, а Найтон — ничего стоящего.

Он наблюдал за тем, как они ведут себя вместе в музее, и не заметил между ними ничего более прохладных дружеских отношений. Найтон не смотрел на нее так, как мужчина должен смотреть на свою возлюбленную. Да и она не бросала на него страстных взглядов, подобно женщине, чья чувственность пробуждена ласками любовника. Зато на него она смотрела именно так, когда испытала в его руках свой первый оргазм.

Разъяренный, он подхватил хрустальный бокал и швырнул его в камин, наблюдая, как янтарная жидкость с шипением выплеснулась в огонь, подпитывая взметнувшееся багровыми язычками яркое пламя. Лэмб едва пошевелился. Его любимец уже привык к ребяческим выходкам, которые позволял себе дома внешне сдержанный и хладнокровный граф. Блэк вел себя так с тех пор, как Изабелла решила вычеркнуть его из своей жизни. Это стало для него потрясением. Он не привык к подобному. Блэк никогда не сближался с другими людьми, не приоткрывал ни перед кем свою душу. И вот, он предложил Изабелле редкую возможность узнать, что скрывается за маской таинственного и утонченного лорда Блэка, а она категорически отвергла его дар. Это мучило его. Изабелла не желала принять то, что он с такой готовностью был бы счастлив ей показать.

Откинув голову на спинку кресла, он закрыл глаза и улыбнулся горькой, болезненной, исполненной презрения к себе улыбкой. Блэк не влюблялся прежде — конечно, он испытывал родственную любовь к брату и матери, с отцом они близки не были. Но, да, Блэк любил мать и Фрэнсиса, своего младшего брата. Блэк был помолвлен с двенадцати лет. Он рос, впитывая приязнь к Абигайль Ливингстон, однако в его сердце никогда не было к ней любви. Что же касается других женщин… он ни разу в жизни не чувствовал ничего даже отдаленно похожего на любовь. Вожделение. Животная похоть. Полное отсутствие привязанностей, лишь удовлетворение примитивных физиологических потребностей. И все изменилось в то мгновение, когда Блэк бросился в бушующее море, чтобы спасти Изабеллу.

Когда он прижал к себе трепещущую девушку, что-то пробудилось в его душе. И чувства, которых она так боялась, не были внезапны. Они росли и вызревали в нем последние два года, пока Блэк не влюбился по уши, буквально помешавшись на своей возлюбленной.

Возможно, Изабелла поверила бы ему, открой он правду, однако стоит дать его тайнам всплыть наружу, как она немедленно сбежит от него. Он — часть ее несчастного прошлого, о котором она хотела бы забыть навсегда.

«И все-таки должен быть какой-то выход», — убеждал себя Блэк. Следует изобрести способ дать понять Изабелле, что ее брак с Найтоном обернется катастрофой. Если бы ему только удалось убедить ее в своей любви! Заставить понять, что подлинная любовь — это безбрежный океан.

Открыв глаза, Блэк посмотрел на книгу, лежавшую открытой перед ним на столе. Он взял ее в руки и прочел строчки, которые очень точно отражали состояние его души.

Я — луна твоя, и лунный свет твой — я,

Я — твой райский сад, и сладостный источник — я.

Я путь прошел весь этот, жаждая тебя,

Без обуви и с непокрытой головою.

Хочу дарить тебе я светлый смех,

Хочу тревоги поразить твои я,

Хочу любить тебя,

И чтить…[42]

Увидела бы Изабелла в этих строчках, написанных персидским мудрецом Руми[43]много столетий назад, те же глубины, которые находил в них он? Невозможно сказать лучше, чем сделал это великий поэт. Каждое слово отражало чувства Блэка к Изабелле. Он хотел любить ее, почитать, держать в своих объятиях, покуда Смерть не разлучит их. Блэк знал, что даже после смерти будет стремиться к ней. В каждом новом рождении его душа всегда отыщет ее душу.

— Милорд, — почтительно окликнул его Биллингс. — Вам послание.

— Войди.

Дворецкий осторожно прошествовал в библиотеку. Несомненно, он заметил осколки хрусталя, поблескивавшие в тусклом пламени камина.