Сообщения о том, что японцы не намерены воевать с нами, регулярно поступали с 1941 по 1945 год от наших проверенных агентов, занимавших должности советника японского посольства в Москве и начальника Службы жандармерии Квантунской армии, который передавал нам документальные данные о дислокации японских соединений в Маньчжурии. Кроме всего прочего, нам удалось расшифровать переписку японского посольства в Москве с Токио, из которой следовало, что вторжение в СССР в октябре 1941 года Японией не планировалось.

Поведение Зорге на следствии после его ареста японскими властями вызвало серьезное раздражение в Москве. Он нарушил главную установку советской разведки: никогда не признавать шпионажа в какой-либо форме в пользу Советского Союза. Хотя практика обмена арестованными агентами и разведчиками в 30-х годах являлась очень ограниченной, тем не менее, изредка на нее шли. Поляки, например, освободили нашего нелегала Д. Федичкина в 1930 году, американцы — резидента НКВД в Нью-Йорке Г. Овакимяна в сентябре 1941 года. Руководство Разведупра ввиду признаний Зорге ни перед кем не ставило вопроса о его возможном обмене, хотя сотрудник военной разведки в Токио Д. Зайцев имел с ним свидание в тюрьме в 1943 году.

К августу 1942 года «Красная капелла» в Берлине, включавшая агентов военной разведки и НКВД, была уничтожена. Но в Германии и в Швейцарии уцелели ряд важных источников информации и агентов влияния. Некоторые агенты гамбургской группы, созданной Серебрянским и Эйтингоном, не связанные с группой Харнака — Шульце-Бойзена и осевшие в концернах «Фарбен индустри» и «Тиссен» в гамбургском порту, уцелели и ушли в подполье. Избежала ареста агент «Юна», обосновавшаяся в ведомстве Риббентропа — германском МИДе. Не были скомпрометированы Ольга Чехова и польский князь Януш Радзивилл. Однако отсутствовали надежные каналы связи с ними. Два наших агента — шведский предприниматель Стринберг («Густав») и популярный актер Карл Герхард («Шансонье») годились разве что на роль курьеров. Поездки Стринберга в Германию оказались мало результативными, а Герхарда вскоре выявили немцы, так как он не скрывал своих антигитлеровских настроений. Агентурная сеть во Франции и Швейцарии продолжала работать почти всю войну. В особенности она активизировалась после освобождения Франции.

Заделы «Красной капеллы» сыграли важную роль по линии военной разведки в получении данных об исследованиях в области ракетного оружия и создания атомной бомбы в Германии. Информация была точной. Мы в 1945 году ее успешно реализовали, захватив в Германии в нашей зоне немецких ракетчиков и физиков, работавших по «урановой» проблеме. Они были вывезены в СССР, так же, как и имевшиеся у немцев запасы урана, вывезенного в Германию из Бельгийского Конго.

Однако надо признать, так сказать, двоякое значение информации военной разведки о немецком урановом проекте. Верно докладывалось, что речь идет о теоретических работах и экспериментах, а не о практическом создании нового оружия. По этой причине Кремль в целом правильно считал, что непосредственной угрозы применения немцами против нас урановой бомбы не существовало. Это соображение, несомненно, повлияло на то, что советское руководство вплоть до лета 1945 года недооценивало необходимости широкого развертывания работ по созданию атомного оружия.

Сотни радиограмм в Москву от «Красной капеллы» из Швейцарии за период с июля 1941 до октября 1943 года содержали ценнейшую информацию: приказы немецкого верховного командования, сведения о передвижении войск и массу оперативных подробностей боевых действий. Эта информация передавалась Рудольфом Рёсслером («Люци»), но он упорно отказывался назвать ее источник советскому резиденту-нелегалу Шандору Радо.

Рёсслер, немецкий эмигрант, встретился с Радо, когда Гитлер напал на Советский Союз. Он дал понять, что считает Радо связанным с советской разведкой, и предложил ему передавать информацию из немецких военных кругов. Зная это, мы решили, что «Люци» просто пытается сохранить в тайне свой источник — агента в немецком генштабе.

На самом деле Рёсслер передавал нам информацию, которую получал от англичан. Английская разведка знала о работе группы Радо, поскольку еще накануне войны внедрила своего агента «Джима» в «Красную капеллу» в Швейцарии. «Джим», участник гражданской войны в Испании, был подставлен Кучинской («Соне») в Швейцарии еще в 1939 году. По этой причине английская контрразведка не трогала «Соню» всю войну. «Джим» вернулся к англичанам только в 1946 году. «Соня» к этому времени успела выехать в Германию.

«Джим», один из главных радистов агентов, вообще сыграл роковую роль в судьбе руководителей и информаторов «Красной капеллы» в Швейцарии, Франции, Бельгии, Германии, попавших в Советский Союз в 1945 году. Руководство Разведупра сделало ставку на него и по его показаниям угробило Радо, Треппера, Гуревича, Дюбельдорфа и других своих сотрудников в наших тюрьмах и лагерях после войны.

По дипломатическим каналам в Лондоне через английскую миссию связи в Москве англичане полностью не передавали ту информацию, которую они «сливали» нам через сеть «Красной капеллы» в Швейцарии. Мы не знали тогда, что у англичан есть аналог немецкой шифровальной машины «Enigma», которую собрал в 1938 году для британской спецслужбы польский инженер, работавший ранее на немецком секретном предприятии, выпускавшем эти машины. Англичане держали в строжайшем секрете существование «Enigma», дававшей им возможность дешифровать немецкие радиограммы. Первые сведения о ней поступили к нам в 1943 году.

Сталин не доверял англичанам, и для этого были основания. Когда мы сравнивали разведданные от наших агентов из Швейцарии и из Лондона, то видели их разительное совпадение. Однако информация из Лондона от кембриджской группы была более полной, а от группы «Люди» явно отредактированной. Ясно было, что информация «Люци» дозировалась и редактировалась британскими спецслужбами.

Нашей лондонской резидентуре периодически поставлял расшифрованные радиограммы Джон Кэрнкросс, работавший в британском шифровальном центре «Блечли-парк». Позже, беседуя с моим другом К. Кукиным — он был резидентом в Лондоне с 1943 по 1947 год и руководил Кембриджской группой, — мы признали, что вклад Кэрнкросса в наше общее дело и получаемые от него материалы представляли большую ценность для раскрытия немецких оперативных планов. Дешифрованные материалы, поступавшие от Кэрнкросса, имели не только военную ценность, но и позволили нам проследить проникновение английской разведки в нашу резидентуру Швейцарии (группу Радо).

Весной 1943 года, за несколько недель до начала Курской битвы, наша резидентура в Лондоне получила от Кембриджской группы информацию о конкретных целях планировавшегося немецкого наступления под кодовым названием операция «Цитадель». В этом сообщении указывалось число немецких дивизий, которые предполагалось использовать, и подчеркивалось, что операция «Цитадель» нацелена на Курск, а не на Великие Луки, то есть не к западу, а к юго-западу от Москвы — там мы ее не ожидали. Сообщение из Лондона содержало более обстоятельные и точные планы немецкого наступления, чем полученные по линии военной разведки от «Люци» из Женевы. Руководителям военной разведки и НКВД стало совершенно ясно, что англичане передают нам дозированную информацию, но в то же время хотят, чтобы мы сорвали немецкое наступление. Из этого мы сделали вывод, что они заинтересованы не столько в нашей победе, сколько в том, чтобы затянуть боевые действия, которые привели бы к истощению сил обеих сторон.