Разумеется, такое количество крымских татар среди партизан в этот период не означает, что все остальные служили в добровольческих формированиях. Известно, что многие из них участвовали в крымском подполье. Так, в сентябре 1942 года присланный из Ялтинского партизанского отряда коммунист А. Дагджи (кличка «дядя Володя») создал в Симферополе подпольно-патриотическую организацию, объединившую около 80 человек. 2/3 ее состава были татары, в том числе мать и сестра руководителя организации. Остальные — люди других национальностей. Подпольщики занимались распространением газет и листовок, приносимых от партизан из леса, организовывали побеги военнопленных из концлагеря, проводили диверсии экономического характера. В июне 1943 года из-за плохой конспирации организация была раскрыта. Большинство ее членов (в том числе и руководитель) были схвачены и казнены.[330]

Но, и это самое главное, советская власть проиграла бой немцам за ту, большую часть татарского населения, которая при любом режиме остается политически пассивной. Нет, это население не начало поддерживать оккупантов, но и помогать партизанам оно не собиралось. Коренной перелом в настроениях этих людей произошел только летом 1943 года. Начался обратный процесс: только теперь татары стали испытывать «кризис лояльности» по отношению к немецким оккупантам. Каковы же причины такой смены ориентиров? У каждой из групп крымско-татарского населения они были свои. Например, интеллигенция была недовольна тем, что немцы так и не дали ее народу никаких политических прав и свобод. Крестьянство начало испытывать пресс постоянных реквизиций: во главе оккупационной администрации стояли уже другие люди, которые не желали работать в «белых перчатках». Главной же причиной неприязни к немцам городских жителей было то, что любой из них мог в любой момент отправиться в Германию, где его ожидала печальная участь «остарбайтера». Кроме того, в конце 1942 года в Крым просочились слухи о переселенческих планах нацистов. И естественно, многие татары сразу же поняли, что в будущем «Готенланде» место для них не предусмотрено.[331]Наконец, если до середины 1942 года немцы применяли репрессии выборочно, то теперь они вполне могли расправиться и с крымским татарином, и сжечь татарскую деревню. Эти настроения оформились в первой половине 1943 года. Безусловно, они были важными. Однако следует признать, что без общего фона — побед Красной армии на советско-германском фронте — они бы не получили такого развития. Общее недовольство населения немецким оккупационным режимом начало проявляться во второй половине 1943 года: все больше и больше крымских татар начали желать возвращения прежней власти. И выражалось это недовольство прежде всего в том, что они стали поддерживать ее «длинную руку» на полуострове — партизан.[332]

По мере приближения советских войск к полуострову удары партизан по оккупантам начали усиливаться. Все более ощутимую помощь им стало оказывать советское командование. Наладилась постоянная связь с населением. Жители многих сел укрылись в лесу, сотни из них вступили в отряды. Поэтому к январю 1944 года численность крымских партизан выросла до 3973 человек. Это привело к новой реорганизации движения. В январе — феврале 1944 года было сформировано семь партизанских бригад, объединенных позже в три соединения — Северное (командир П.Р. Ямпольский), Южное (командир М.А. Македонский) и Восточное (командир В.С Кузнецов). Общее руководство осуществлял Крымский штаб партизанского движения (КШПД) во главе с B.C. Булатовым, который одновременно являлся секретарем Крымского областного комитета Коммунистической партии. КШПД был создан в октябре 1943 года и находился за пределами Крыма.

Участники крымско-татарских коллаборационистских формирований были частью своего народа, и такая военно-политическая ситуация также оказывала на них серьезное влияние. Поэтому начиная с лета 1943 года, и советские, и немецкие источники отмечают ослабление дисциплины и падение боевого духа в частях «вспомогательной полиции порядка». Под влиянием указанных причин во многих из них были созданы подпольные организации, целью которых зачастую был переход на сторону партизан. Так, по донесениям советской агентуры, командир 154-го батальона полиции А. Керимов был арестован СД как «неблагонадежный», а в 147-м батальоне немцы расстреляли сразу 76 полицейских, посчитав их «просоветским элементом». Тем не менее к зиме 1943 года этот процесс принял необратимый характер. Именно в этот период начался массовый приток крымских татар в партизанские отряды. Известно, например, что к декабрю их пришло туда 406 человек, причем 219 из них служили до этого в различных частях «вспомогательной полиции порядка».

В результате, по данным отдела кадров КШПД, в партизанских отрядах на территории Крыма находилось 3453 человека, 598 из которых являлись крымскими татарами.[333]

Процесс разложения затронул даже, казалось, самые надежные добровольческие части. Осенью 1943 года на сторону партизан перешла очень преданная немцам и самая боеспособная рота самообороны из д. Коуш во главе с майором А. Раимовым. По словам одного из партизанских командиров, И. Вергасова, который имел непосредственное отношение к этой истории, Раимов был крайним коллаборационистом и одновременно хорошим профессионалом. За его плечами была специальная полицейская школа в Германии, два «Знака отличия для восточных народов» на мундире и личное покровительство шефа СС Г. Гиммлера. Руководитель немецкой полиции на полуострове очень ценил его, так как Раимов хорошо знал крымские леса.[334]

Тем не менее в ноябре 1943 года он и его люди (около 60 человек), предварительно убив немецкого лейтенанта-инструктора, перешли на сторону партизан Южного соединения. Интересно, что его командир М. Македонский не стал «распылять» добровольцев по подразделениям, а разрешил создать им свой отдельный отряд. Некоторое время «раимовцы» во главе со своим командиром вполне успешно действовали под Бахчисараем. Однако вскоре он и его ближайшее окружение были тайно арестованы и доставлены самолетом в Москву. Там Раимова расстреляли. Оставшиеся же в лесах рядовые бойцы роты, были распределены по отрядам Южного соединения. Вергасов объясняет причины этого инцидента в духе советской пропаганды. По его словам, Раимов планировал выведать все секреты и места дислокации партизан и неожиданно нанести смертельный удар всему движению. Вряд ли это было правдой. Сам автор несколькими страницами выше пишет, что Раимов был трус и искал способ искупить вину в преддверии краха своих немецких хозяев.[335]