– Можно? – почти официально спросила она.

– Зачем?

– Дима сказал: вам надо помочь!

– Не надо мне помогать! – тонким голосом взмолился писатель.

– У вас проблемы!

– Нет у меня никаких проблем!

– Разберемся! – пообещала бухгалтерша, оглядывая Кокотова, словно медсестра, пришедшая к пациенту с вопросом: «Куда колоть будем?»

Разбиралась она всю ночь, делая это, кстати, с нежной и чуть лихорадочной сноровкой – такая с годами вырабатывается у вполне приличных женщин, которым судьба однако не подарила счастливой брачной моногамии, оживленной немногими бодрящими изменами, приговорив к многоложеству, к плотским скитаниям в поисках необходимых человеческих радостей. Когда за окном посветлело, Валентина Никифоровна встала, приняла душ, быстро оделась и, похвалив писодея за стойкость, ушла. Изумляясь тому, к каким неожиданным проникновениям ведут одиноких литераторов случайные муравьиные тропки, автор «Заблудившихся в алькове» уснул – как пропал…

Утром Андрей Львович очнулся в постели, напитанной острыми запахами неродного женского тела, и ощутил во всем организме томную натруженность, смешанную с легкой брезгливостью и чувством вины перед Натальей Павловной. Кокотов глянул на часы и обнаружил, что проспал почти до обеда. Некоторое время он лежал, с тревогой ожидая, что в дверь загрохочет повелительный Жарынин и осыплет его упреками за вопиющее обломство, однако соавтор все не появлялся. Умываясь, автор романа «Плотью плоть поправ» смотрел на себя в зеркало и старался отыскать в своем недопроснувшемся лице признаки внезапного вчерашнего грехопадения.

«…А вот интересно, – думал он, – женщины после каждого нового мужчины тоже ищут в себе изменения? Наталья Павловна например? И есть ли у нее кто-нибудь теперь, после мужа? Наверняка есть! Чтобы у такой женщины и не было! Красота не простаивает, за красотой всегда очередь!»

Побрившись, Кокотов отправился завтракать, на всякий случай завернув к «люксу». Некоторое время он стоял перед дверью, старательно строя на лице специальное выражение, означавшее примерно следующее: «Да, вчера я вынужден был принять от вас подарочную бухгалтершу, но к нашим, Дмитрий Антонович, совместным творческим усилиям эта возвратно-поступательная шалость не имеет никакого отношения!» Соорудив соответствующую мину, писатель постучал, однако отзыва не последовало. Он еще раз больно ударил костяшками по дереву, и ему почудился дальний стон, донесшийся из номера. Андрей Львович, оглянувшись, приложил ухо к двери, но больше ничего не услышал.

Отпустив лицо, писодей побрел в столовую, надеясь не встретить Валентину Никифоровну. Ха-ха! Он столкнулся со своей ночной распорядительницей буквально лицом к лицу в холле и, похолодев, покрылся мурашками самолюбивой мужской стыдливости. Однако бухгалтерша ничем не выдала их совокупную тайну и улыбнулась ему так, как улыбается врачиха, заметив в коридоре поликлиники пациента, который полгода назад подарил ей коробку благодарных конфет.

– У нас неприятности! – деловито сообщила она.

– Какие?

– К нам едет Меделянский. Но Диме пока не говорите!

– Хорошо, не скажу… – потупился автор «Знойного прощания» и поспешил на завтрак.

Кивнув поэту Бездынько, стоявшему на посту возле общественных холодильников, Кокотов вошел в почти пустую столовую. Только Проценко, продолжавший голодовку протеста, жадно ел, словно кастаньетами, стуча зубными протезами, да еще Болтянский терпеливо, как фотоохотник, дожидался кого-то, кому можно рассказать удивительную историю своего рода. Евгения Ивановна, завидев «Аннабель Ли», привычно кивнула с пьедестала из трех подбородков. Однако мнительному литератору почудилось, что, кроме гордой причастности к тайне его псевдонима, в глазах заведующей пищеблоком появилось некое дополнительное осведомленное лукавство, будто бы она знала не только про ночной налет Валентины Никифоровны, но и про кокотовские постельные достопримечательности. Смущение автора «Беса наготы» усугубила Татьяна. Она выставила перед ним двойную порцию каши с двусмысленными словами:

– Ешь за Жарынина!

«Как в деревне! – с горечью подумал Андрей Львович. – Просто греховеды какие-то!»

– Выспались? – участливо спросил Болтянский. – Вы напрасно не взяли вчера мой подарок! – и он подвинул писателю нераспечатанную коробочку морской капусты. – Казанова только этим и спасался!

– Выспался… – буркнул писодей, углубляясь в подгоревшую пшенку.

– Давеча вы так спешили, что я не успел рассказать про Бронислава.

– Добрался он до Пилсудского? – живо спросил Кокотов, радуясь возможности увести разговор в сторону от своей ночной уступчивости.

– Добрался! Но вы даже не представляете, какие испытания ему выпали! На Украине он чуть не погиб от рук серожупанников, потом бежал в Галичину и участвовал в восстании против генсека Левицкого. Вообразите, тот устроил во Львове Западноукраинскую Народную Республику! Ну, устроил и устроил… Население там мирное: поляки да евреи. Терпели, пока он не заставил всех говорить по-украински. Отличившись во Львове, Бронислав прибыл в Варшаву и поступил в Польский Вермахт…

– А что, и такой был? – удивился писодей.

– О, Андрей Львович, в истории чего только не было! Со временем брат перешел на службу во Второй отдел Генерального штаба, то есть в контрразведку. И летом девятнадцатого, в составе правительственной делегации, он ездил на переговоры к генералу Деникину, рассчитывавшему на поддержку Пилсудского в борьбе против большевиков. Наивный Антон Иванович просчитался: лукавый маршал не хотел возрождения «единой и неделимой» России и попросту выжидал, пока красные добьют белых. Только после этого главный начальник польского государства напал на Советскую Россию в двадцатом, разгромив самонадеянного смоленского шляхтчонка Тухачевского. А знаете, кого встретил Бронислав на переговорах?

– Наверное, Мечислава…

– Совершенно верно! Они тайком обнялись, поплакали об отце, поведали друг другу о пережитом и, как теперь выражаются, обменялись координатами. Но и это еще не все! В октябре девятнадцатого Броня с капитаном Бёрнером поехал в Белоруссию на переговоры с Мархлевским, которого Ленин послал к Пилсудскому, в надежде, что тот не будет вмешиваться в украинские дела и поддерживать Петлюру. Однако хитроумный маршал рассчитывал как раз с помощью самостийников оторвать Малороссию от Совдепии и присоединить к независимой Польше. На переговорах Бронислав встретился со Стасем, прикомандированным к советской делегации по настоянию Дзержинского, который не доверял «варшавскому красильщику» Мархлевскому из-за его связей с немцами. Братья тайком обнялись, поплакали об отце, поведали друг другу о пережитом и, как говорится, обменялись координатами. О, если бы они знали, что готовит им судьба! Как вы понимаете, каждый, конечно, доложил по начальству о том, что встретил на переговорах родственника. А как же! Служба… И начальство, разумеется, решило этим воспользоваться…