— Но пленных с каждым днем становится все больше, — заметил генерал Брайэн. — Наша задумка может лопнуть. Необходима поддержка Стимсона.

— Поддержкой Генри я заручился заранее, — всезнающе улыбнулся Стеттиниус. — Неужели вы думаете, что я пошел бы на такое дело без согласия военного министра?! Вот что он мне пишет, — достал записку Стеттиниус. — «Я думаю, у нас нет необходимости вставать на опасный путь, выдавая советским властям немецких военнопленных русского происхождения. Прежде всего мы будем нести ответственность за массовое убийство этих русских. Это приведет к тому, что такие пленные перестанут нам сдаваться. Предоставьте русским ловить своих русских».

— Ай, да Генри! — воскликнул Джексон. — Раз он с нами, игра пойдет!

МОСКВА. Посольство США в СССР.

На столе посла Аверелла Гарримана груда советских газет. Он просматривает «Правду», «Известия», «Красную Звезду». На первых полосах крупно набранные заголовки: «Хотим домой!», «В Америке нас держат силой», «Горькая исповедь сержанта Петрова — его склоняют к сотрудничеству с американскими спецслужбами». Здесь же — фотография девчушки с протянутыми через океан руками. И подпись: «Папочка, когда же ты вернешься?»

— Это все? — спросил Гарриман у секретаря.

— На сегодняшний день — да. Но аналогичные публикации были и во вчерашних газетах. Кроме того, все эти материалы читали по радио. Звучали гневные заявления матерей, жен и детей в адрес «определенных кругов американского правительства, которые силой держат их сыновей, мужей и отцов, в то время как Россия истекает кровью в борьбе с фашистским зверем».

— Понятно, — озабоченно вздохнул Гарриман. — Это — сигнал. И сигнал серьезный. Раз они начали такую массированную пропагандистскую кампанию, значит, решение принято на самом высоком уровне. Они хотят заманить всех своих пленных. Заманить и…

Раздается стук в дверь, и входит военный атташе генерал Джон Дин.

— Прошу прощения, сэр, — взволнованно говорит он, — но дело не терпит отлагательства.

— Садитесь, генерал. Я — весь внимание.

— Они не отпускают наших парней. Мы же обо всем договорились: наш самолет, базирующийся в Полтаве, забирает освобожденных американских пленных и летит в Бари. Но за полчаса до вылета нам объявили, что пленные еще не поправились и врачи не гарантируют, что они перенесут тяжесть такого длительного полета. Как это понимать? — хлопнул он по столу папкой. — Это же произвол!

— Спокойно, генерал. Спокойно. Это не произвол, это игра. Сбывается предостережение Стимсона. Читайте, — протянул он телеграмму. — Она адресована Стеттиниусу и мне.

Возбужденный Дин схватил депешу.

— Отказ передать советскому правительству граждан, признавших свое советское гражданство, даже вопреки их желанию, может повлечь за собой дальнейшее задержание американских военнопленных, находящихся в советских лагерях, — на одном дыхании прочел он.

— Комментарии не нужны? — поинтересовался Гарриман.

— Какие уж тут комментарии, — вздохнул генерал. — Но надо что-то делать! Надо попробовать. Надо, как говорят русские, подмазать… дать взятку.

— Вы с ума сошли! — вскинулся Гарриман.

— Да нет… Я не в прямом смысле… Говоря дипломатическим языком, надо продемонстрировать нашу добрую волю.

— Я об этом думал, — подошел Гарриман к окну и в который раз залюбовался кремлевскими башнями. — Если бы речь шла о золоте или любом другом товаре, у меня бы рука не дрогнула. Но ведь это люди. Живые люди! — шагнул он к генералу и впился в его глаза. — Вы, лично вы, сможете после этого спать спокойно?

— Нет, — опустил глаза генерал. Но тут же собрался и твердо ответил: — То есть, да! Я смогу спать спокойно, потому что буду знать, что тем самым спас жизнь сотням американцев. Это — война. На войне без жертв не бывает.

— Да-а, война, — снова отошел к окну Гарриман. — А мы с вами солдаты, заброшенные на территорию… неуступчивого союзника. Конечно же, генерал, конечно, вы правы. Прежде всего мы должны думать о наших интересах и о наших людях. Решено, будем просить об отправке первой партии русских пленных. Готовьте шифровку, — приказал он секретарю.

Как ни мудры и изощренны были английские и американские дипломаты, как ни настойчивы представители советского правительства, но события середины декабря 1944 года развивались не по их сценарию. Причина более чем прозаична: они не учли планов штаба Верховного главнокомандования вооруженных сил Германии. А в соответствии с этими планами 16 декабря в районе Арденн началась операция «Вахта на Рейне».

250 тысяч солдат и офицеров, 900 танков, 800 самолетов и около 3 тысяч орудий бросил Гитлер на застигнутые врасплох войска союзников. Неся огромные потери, они покатились на запад. За десять дней англо-американские войска отступили почти на сто километров. С большим трудом Эйзенхауэру удалось перебросить на этот участок несколько свежих дивизий и заткнуть брешь.

Но немцы не отказались от своих планов и нанесли новый удар — теперь уже не в Бельгии, а в Эльзасе. Наступление началось с невиданной ранее бомбежки: более тысячи самолетов одновременно поднялись с аэродромов Германии и обрушили свой страшный груз на головы союзников.

СТАВКА Эйзенхауэра. 20 декабря 1944 г.

На стенах приспособленного под бомбоубежище подавала развешены карты, сводки, диаграммы. Совещание идет под гул канонады и взрывы бомб.

— Остановить немцев нет никакой возможности, — докладывает начальник штаба. — Наши потери чудовищны. Силы противника многократно превосходят наши. Да и опыта у них не занимать: почти все дивизии воевали на Восточном фронте.

— Удалось установить, какие именно силы сосредоточены на нашем направлении? — уточнил Эйзенхауэр.

— Таранный удар наносит 6-я танковая армия СС. Ее поддерживают 7-я полевая и 5-я танковая армия.

— Это и есть группа армий «Б»?

— Так точно.

— И командует ею Модель?

— Генерал-фельдмаршал Модель.

— Вальтер Модель, — побарабанил по столу Эйзенхауэр. — Серьезный зверь. У нас есть возможность… покопаться в его личном деле?

— Не знаю, — стушевался начальник штаба. — Но попытаться можно.

— Попытайтесь, генерал. Это очень важно. У меня такое ощущение, будто вышел на ринг, совсем не зная противника. Может быть, поэтому он загнал меня в угол и дубасит, как ему хочется.

В этот миг раздался такой мощный и такой близкий взрыв, что в подвале посыпалась штукатурка.

— Нет, так дело не пойдет, — отряхивая мундир, подал голос Монтгомери. — А что, если человека с маленькими усиками как следует треснет человек с большими усами, да не в челюсть, а по шее?

— Отличная мысль! — все понял Эйзенхауэр. — Пока нас не сбросили в Ла-Манш, пора вступать в дело политикам. Сейчас же отправлю шифровку президенту, а вы — премьер-министру.