Итак, Артур призвал епископа Рочестерского и сказал ему, что королеве не будет предъявлено никаких обвинений, а Ланселоту предоставят пропуск, чтобы он мог безопасно доставить королеву ко двору.

Епископ поспешил в замок Веселой Стражи и передал эту весть Ланселоту. Он показал ему письмо, написанное почерком короля, и оттиск Большой Печати. Напомнил он ему и о том, каковы будут последствия, если рыцарь попытается удерживать у себя супругу короля.

— Милорд епископ, — сказал Ланселот, — я вовсе не пытался разлучить королеву Гиневру с королем Артуром. Единственное, о чем я думал, — спасти ее от костра. И благодарю Бога, что его святейшество вступился за нее. Я с большей радостью возвращу королеву ко двору, чем увозил ее. Если мне обещают безопасный проезд, а королеве — прежнюю свободу и честь, с меня этого довольно. Однако если королеве вновь станут угрожать, горе тогда королю.

— Этого не случится, — пообещал епископ, — вы же знаете, что все должны повиноваться Папе. И Артур тоже исполнит все ради спасения своей души.

— Да, король в собственноручном письме гарантирует мне безопасность. Передайте же ему вот что: на восьмой день я верну ему королеву. И вот еще что скажите: я всегда буду защищать эту прекрасную даму от любого рыцаря.

Епископ вернулся в Карлайл и передал королю ответ Ланселота. Узнав о верности и преданности своего рыцаря, Артур заплакал. На следующий день Ланселот призвал к себе сотню лучших воинов. Он одел их в зеленый бархат и той же тканью накрыл их коней, каждому рыцарю он велел взять в руки оливковую ветвь как знак мирных намерений. Королеву сопровождали двадцать четыре дамы, а с Ланселотом ехали двенадцать пажей в белых ливреях из бархата, отделанных драгоценными камнями и золотой нитью, и упряжь их тоже была отделана золотом. Никогда еще не было видано такой роскоши и блеска. Так они скакали из замка Веселой Стражи в королевский замок Карлайла, и все, кто видел эту процессию, плакали от радости, что королева возвращается. Въехав в ворота замка, Ланселот спешился и помог королеве сойти с коня. Он проводил ее в зал, где сидел на троне Артур, а вокруг собрались вельможи, в том числе сэр Гавейн. Ланселот и Гиневра приблизились к королю, и оба смиренно опустились перед ним на колени. Рыцари Артура прослезились при виде такого зрелища, но король сидел неподвижно и не произнес ни слова. Минуту спустя Ланселот встал, помог королеве подняться и заговорил:

— Глубоко чтимый государь, по велению Папы и по вашему королевскому приказу я привез к вам госпожу королеву. Достойно это и правильно — возвратить государыню ко двору. Если сыщется здесь рыцарь, который осмелится хоть в чем-то упрекнуть эту даму, я готов сразиться с ним в поединке и Божьим судом доказать ее чистоту и супружескую верность. Мой господин, вы прислушались к лжецам и клеветникам, и из-за этого между нами разгорелась вражда. А ведь были времена, когда вы меня хвалили и ценили, в особенности когда я сражался за королеву. Как же мог я не прийти на помощь, когда ей грозила смерть из-за меня!

Злые люди оболгали ее, и их зло пало на их же головы: милостью Божьей я смог разгромить рыцарей, явившихся с Мордредом и Агравейном в покои королевы. Они были вооружены и готовы к битве, а меня захватили врасплох и невооруженным. Королева позвала меня к себе, но едва я вошел к ней, как они примчались и назвали меня трусом и предателем.

— И они были правы! — крикнул Гавейн.

Ланселот обернулся к нему:

— Господин мой Гавейн, — негромко сказал он, — их неправота доказана их поражением и смертью.

— Право, право, сэр Ланселот, — заговорил, наконец, король. — Я не давал вам повода так обходиться со мной. Я чтил вас превыше всех прочих моих рыцарей.

— И я, и мои товарищи в свою очередь оказали вам больше услуг, чем кто-либо другой при этом дворе, — отвечал Ланселот. — Всякий раз я вызволял вас из опасностей, пешком и на коне спасал от врагов, на поединках, на турнирах и сражениях защищал вас. И вас, сэр Гавейн, я тоже не раз оберегал и спасал, — Ланселот примолк на миг и поглядел на былого друга. — Вспомните это, сэр, и вы вернете мне свое расположение, а с ним, я уверен, возвратится ко мне и королевская милость.

— Пусть король поступает как знает, — ответил Гавейн, — но что до меня, никогда между нами не будет прежней дружбы. Вы убили троих моих братьев, двух из них — когда они не были вооружены!

— Я бы Бога благодарил, надень они доспехи, — возразил Ланселот. — Тогда бы они остались в живых. Ни одного рыцаря я не любил больше сэра Гарета. Я любил его, ибо он любил меня, я любил его за отвагу и верность. Я сам посвятил его в рыцари и горько оплакиваю его смерть, тем более что есть и другая причина горевать: как только я узнал о его гибели, я понял, что теперь вы навеки станете моим врагом и восстановите против меня короля. Но именем Всевышнего клянусь: я убил ваших братьев не по своей воле, убил лишь потому, что не узнал. В злосчастный день они явились на поле безоружными, — Ланселот сделал шаг вперед и добавил: — Вот что я предлагаю вам, сэр Гавейн: если будет на то ваше одобрение и согласие короля, я пройду от Сэндвича до Карлайла в плаще с капюшоном, как простой мужик, и через каждые десять миль стану основывать монастыри, мужские и женские, где будут вечно возноситься молитвы за души Гарета и Гахериса. Церкви этих монастырей никогда не будут нуждаться в свечах и ладане, голоса монахов вознесутся хором в молитве за ваших братьев. Не лучше ли это для успокоения их душ, чем вечная вражда между нами? Чем поможет такая вражда?

Выслушав эти речи, все дамы и рыцари заплакали, заплакал и король Артур. Но Гавейн упрямо покачал головой:

— Слышал я ваши красивые слова и красивые посулы. Но вот что я вам скажу: король пусть делает что хочет, а я вас никогда не прощу. Если король примирится с вами, я не стану ему больше служить. Вы предали и его, и меня.

— Тогда я оправдаюсь в поединке с вами. Я отвечу вам копьем.

— Нет. Папа приказал обеспечить вам безопасный проезд ко двору и обратно — так тому и быть. Вы уедете отсюда, и никто не станет сражаться с вами. Но мы с королем решили осудить вас на изгнание. Вам предоставляется пятнадцать дней, чтобы покинуть королевство. Не вмешайся Папа, я бы сразился с вами сегодня и доказал вашу измену в поединке. И когда я отыщу вас, я свершу свою месть.

Ланселот горестно поник головой и не мог оторвать взгляда от земли.

— Я люблю эту благородную и христианнейшую страну больше самой жизни. Здесь я завоевал честь и славу. И теперь я должен покинуть королевство, хотя ни в чем не провинился? Лучше бы я никогда не приезжал сюда, чем быть изгнанным со стыдом и бесчестьем. Правдива старая пословица: фортуна изменчива, колесо ее неустанно вращается. Ни один город не устоит вечно. И ни одному человеку судьба не улыбается чересчур долго. Так случилось и со мной. Я постарался для славы Круглого стола больше всех прочих рыцарей, я сделал больше всех вас — а теперь вы меня изгоняете. Но вспомните, сэр Гавейн: я вправе мирно жить на своей собственной земле. И если вы, ваше величество, или вы, Гавейн, вторгнетесь в мои владения, я буду защищать их. И если вы, Гавейн, не уйметесь и будете обвинять меня в предательстве и преступлениях, я вам отвечу оружием.