Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда мы вернулись в Осло, Олег стал бояться того, что будет дальше. Сам же я был на удивление спокоен. Как будто знал, что старикан не станет нас трогать. Мы ведь были двумя безобидными джанки,[44] опускающимися все ниже и ниже. Нищими, безработными и постепенно лишившимися запасов «скрипки». Олег выяснил, что слову «джанки» больше ста лет. Оно появилось, когда первые героинисты украли из Филадельфийского порта металлолом и продали его, чтобы потратить выручку на наркотики. И мы с Олегом делали в точности то же самое. Мы стали пробираться на строительные площадки у порта в Бьёрвике и красть все, что попадалось под руку. Медь и инструменты были бесценным уловом. Медь мы продавали торговцу ломом в Калбаккене, инструменты — паре литовских рабочих.
Но со временем, когда и другие начали заниматься тем же, заборы стали выше, сторожей больше, в картине появились легавые, а покупатели пропали. И вот мы остались ни с чем, с жаждой, хлеставшей нас, как взбесившийся погонщик рабов, сутки напролет. И я знал, что мне надо придумать по-настоящему хорошую идею, окончательное решение наших проблем. И я придумал.
Конечно, Олегу я ничего не сказал.
Я готовил свою речь целый день. А потом позвонил ей.
Ирена только что вернулась домой с тренировки. Казалось, она почти рада слышать мой голос. Я говорил без остановки в течение часа. Когда я закончил, она плакала.
На следующий вечер я пошел на Центральный вокзал Осло встречать поезд из Тронхейма.
Когда она обнимала меня, по ее щекам текли слезы.
Такая юная. Такая заботливая. Такая ценная.
Я уже говорил, что никогда никого не любил по-настоящему, я это знаю. Но я был очень близко к тому, чтобы полюбить, потому что сам чуть не расплакался.
Через приоткрытое окно в номере 301 Харри услышал, как где-то в сумерках церковные колокола пробили одиннадцать раз. В том, что горло и шея болели, был один положительный момент: они не давали ему заснуть. Харри встал с кровати и сел на стул, прислонившись к стене возле окна, чтобы оказаться лицом к двери с винтовкой в руках.
Он остановился у стойки портье и попросил дать ему мощную лампочку, чтобы поменять перегоревшую в комнате постояльца, который очень устал и не может спуститься, и молоток, чтобы прибить пару гвоздей, вылезших из дверной коробки. Харри сказал, что сам все починит. После этого он заменил слабую лампочку в коридоре над своей дверью и воспользовался молотком для того, чтобы оторвать дверную коробку.
С того места, где он сейчас сидел, в дверных щелях он увидит тени, когда они придут.
Харри снова закурил. Проверил винтовку. Докурил оставшиеся в пачке сигареты. Церковные колокола пробили в темноте двенадцать раз.
Раздался телефонный звонок. Это была Беата. Она сказала, что добыла копии четырех из пяти списков, составленных патрульными машинами, курсировавшими по району Блиндерна.
— Последний экипаж уже передал свой список в Оргкрим, — сказала она.
— Спасибо, — ответил Харри. — Ты забрала пакеты у Нади из «Шрёдера»?
— Да-да. Я сказала судмедэкспертам, что это срочно. Они сейчас анализируют эту кровь.
Пауза.
— И? — спросил Харри.
— Что «и»?
— Я знаю эту интонацию, Беата. Есть что-то еще.
— Анализ ДНК невозможно сделать за несколько часов, Харри, потребуются…
— …дни, прежде чем мы получим окончательный результат, — закончил Харри.
— Да, пока он не окончательный.
— Насколько не окончательный? — Харри услышал звук шагов в коридоре.
— Как минимум пять процентов вероятности, что результат окажется неверным.
— Ты получила предварительный результат анализа на ДНК, так ведь?
— Мы используем предварительные результаты, только чтобы выяснить, кем этот человек точно не может быть.
— Ну и какие же у тебя получились совпадения?
— Я не хочу ничего говорить, пока…
— Давай.
— Нет. Но я могу сказать, что эта кровь не принадлежит Густо.
— И?
— И она не принадлежит Олегу. Доволен?
— Очень доволен, — произнес Харри и почувствовал, как дыхание его стало тише.
— Но…
Тень на полу под дверью.
— Харри?
Он положил трубку. Направил винтовку на дверь. Подождал. Три коротких удара в дверь. Он ждал. Слушал. Тень не уходила. Харри прокрался вдоль стены к двери, стараясь не выходить на вероятную линию огня. Выглянул в дверной глазок.
Он увидел мужскую спину.
Прямая куртка была такой короткой, что из-под нее выглядывал пояс брюк. Из заднего кармана торчала какая-то черная тряпка, должно быть шапка. Но ремня на нем не было. Руки плотно прижаты к бокам. Если у человека было оружие, оно, вероятно, находилось в кобуре на груди или на внутренней стороне бедра. Ни то ни другое не являлось обычным способом ношения оружия.
Мужчина повернулся к двери и дважды ударил, на этот раз громче. Харри, затаив дыхание, изучал искаженное глазком лицо. И все же в этом искаженном лице было что-то знакомое. Характерно выступающая вперед нижняя челюсть. Человек почесывал свой подбородок карточкой, висевшей на шнурке у него на шее. Похожей на удостоверение личности полицейского, отправляющегося на задержание. Черт! Полиция опередила Дубая.
Харри помедлил. Если у парня имеется ордер на арест, то у него должна быть и голубая бумажка с ордером на обыск, которую он уже предъявил портье в обмен на мастер-ключ. Мозг Харри работал. Он прокрался обратно, прислонил ружье к платяному шкафу. Вернулся к двери и открыл ее. Спросил: «Что вам надо и кто вы такой?», быстро осматривая коридор в обоих направлениях.
Мужчина не отрывал от него глаз.
— Черт, ну и видок у тебя, Холе. Можно войти?
Он предъявил удостоверение полицейского. Харри прочитал его.
— Трульс Бернтсен. Ты работал на Бельмана, так ведь?
— Все еще работаю. Тебе привет от него.
Харри сделал шаг в сторону и позволил Бернтсену пройти вперед.
— Уютненько, — заметил тот, осматривая номер.
— Садись, — сказал Харри, указывая рукой на кровать.
Сам он опустился на стул у окна.
— Хочешь жвачку? — спросил Бернтсен, протягивая ему упаковку.
— Дырки в зубах будут. Что тебе надо?
— Как всегда, море дружелюбия?
Бернтсен разразился хрюкающим смехом, свернул пластик жвачки, опустил в ящик нижней челюсти и уселся.