Спустя несколько минут шальной пулей, проникшей во вторую башню, был тяжело ранен в грудь навылет командир башни старшина 1-й статьи Дубровин. Падающего командира подхватили на руки стоявшие рядом товарищи и уложили на палубу. Замочный правого орудия старший комендор Бачурин, заняв его место, воскликнул: «Отомстим врагу за нашего командира! Смерть самураям! Огонь!» И башня продолжала с прежней меткостью посылать во врага снаряд за снарядом.

Пример мужества, стойкости, героизма и беззаветной преданности долгу показали матросы-комендоры Артиков и Антонов. Оба они находились на одном боевом посту и обслуживали 20-мм автоматическую пушку «Эрликон». Оба почти одновременно были ранены в ноги, но ни один не оставил боевого поста. Наложив на раны повязки, они продолжали вести по врагу меткий огонь и ушли на пункт медицинской помощи только после команды: «Прекратить огонь!»

Когда расстроенные боевые порядки японской дивизии остались позади, огонь по берегу был прекращен.

Первая часть задачи, поставленная перед ДРО, была решена. Он настиг японскую дивизию «Южных морей» и нанес ей серьезный урон. Теперь оставалось не допустить дальнейшего движения дивизии в направлении Саньсин — Харбин. Для этого надо было выбрать и занять выгодную огневую позицию, пристрелять несколько приметных реперов по правому берегу реки Сунгари и при попытке противника воспользоваться прибрежной дорогой Цзямусы — Саньсин артиллерийским огнем вынудить его повернуть вспять.

В четырех километрах выше места боя такая позиция была найдена. Крутой изгиб реки скрывал корабль от наблюдения со стороны Хуньхэдао. С корабля же великолепно просматривалась прибрежная дорога, пристрелять которую не представляло большого труда. Это и было сделано, на что было израсходовано всего два снаряда. В этом месте монитор встал на якорь.[30] Я спустился в кают-компанию, где был развернут пункт медицинской помощи, и осведомился о раненых. Их было девять человек, все они находились уже здесь, и всем им была оказана необходимая медицинская помощь. Лекарский помощник доложил мне характер ранений каждого. По его оценке, наиболее опасным было ранение старшины Дубровина. Самурайская пуля пробила ему грудь навылет очень близко к сердцу и могла повредить крупные кровеносные сосуды.

Все раненые в течение месяца вернулись в строй. А раньше других, как это ни странно, возвратился в свою башню старшина 1-й статьи Дубровин.

Из экипажа корабля мне трудно выделить лучших. Все старались быть лучшими, все стремились туда, где было опаснее всего.

Родина достойно оценила подвиг личного состава монитора «Сун Ят-Сен». Начав поход под обычным военно-морским флагом, мы вернулись в родную базу под гвардейским. Все матросы, старшины и офицеры были награждены орденами и медалями, а мне было присвоено звание Героя Советского Союза.

25 апреля нас погрузили в эшелоны, едем в Россию. После Москвы нам приказали снять медали «За оборону Ленинграда», а всю технику перекрасить — на пушках же было написано: «На Кенигсберг!» и прочие патриотические лозунги. Все это на ходу закрашивалось, и когда мы проехали через Волгу, то поняли, что нас везут воевать с Японией. Да и население на станциях нам говорило — деточки, вы едете с Японией воевать. А мы отдавали им все наши трофеи. Помню, голодные ребята все спрашивали: «Дяденьки, а нашего папки нет среди вас? Он тоже с немцами воевал». Вот таким образом добрались до Читы, оттуда в столицу Монголии, а дальше пешком, 300 км по безводной пустыне, при жаре от 40 градусов и выше. Ни одного дерева, и травы нет, и воды нет. Поэтому там через каждые тридцать километров были вырыты колодцы. Яйцо если бросишь в землю, так оно сварится — такая была жара. Мы вышли в район реки Халхин-Гол, где в 1939 году были знаменитые бои. В ночь с восьмого на девятое августа перешли эту речку и двинулись в направлении Халун-Аршана.

Там, в Монголии, мы получили большое пополнение, 1927 года рождения. Они были изголодавшиеся, взяты в армию всего полгода назад. Мы их обучали в полках обращению с оружием, и как воевать вообще. Подкормили их немного, тем более что в Монголии норма мяса на каждого солдата была 850 грамм, представляете? Да и вообще питания было сколько хочешь, плохо было с водой.

Реку Халхин-Гол было преодолевать сложно, потому что хотя она всего 60–80 метров шириной, если трактор или «Студебеккер» груженый в нее входил, то течение его опрокидывало, сносило. А сама река всего метра полтора глубиной, неглубокая. Тут нам помогли монголы со своими лошадьми. Монгол сидел на лошади, а мы, разведчики, держались за гриву коня, и таким образом перешли реку. Потом уже, когда река стала нашей, сделали переправу для артиллерии и всего прочего. Я тогда был еще в должности начальника разведки, и наша задача за Халхин-Голом была по сухому руслу пройти до шоссе и захватить мост, чтобы японцы его не взорвали. Когда я по рации доложил о выполнении этого задания, то мне командир полка приказал принять третий стрелковый батальон. Так я стал командовать батальоном, и все бои за Халун-Аршанский хребет и дальше на равнине я вел в должности комбата. Вместе со мной шли шесть пушек, правда, «сорокапятки», небольшие. И когда нас японцы останавливали на каком-либо опорном пункте, нам приходилось разворачиваться, обстреливать, атаковать, уничтожать их — самураи ведь без боя не сдавались, они почти все смертниками были.

Война с Японией длилась недолго. Несмотря на то, что всего за три дня мы преодолели этот Хапун-Аршанский хребет и наступали в центр Маньчжурии, нас там уже обогнали другие части. К16 августа война с Японией, непосредственно боевые действия, были закончены. А числа двадцать пятого нас расформировали. Было много пленных, и из нас сформировали полк МВД, конвойный…

Меня иногда спрашивают, кто был наиболее серьезным и опасным противником из тех, с кем мне довелось воевать, — немцы, финны или японцы? Конечно, немцы, ведь они имели своей задачей уничтожить нас, наш народ, превратить в рабов. А про Петербург они что говорили — вообще стереть его с лица земли, и финнов к этому готовили. Финны тоже вояки хорошие. Что касается японцев, то Квантунская армия была миллионная, хорошо оснащенная и экипированная. Я считаю, что две атомные бомбы, сброшенные 6 и 9 августа — а мы перешли в наступление 9-го числа, — их деморализовали, а когда они обнаружили, что еще и Советский Союз вступил в войну, когда такая сила прибыла — конечно, они потерпели поражение. Сначала командующий Квантунской армии приказал сдаваться, потом император Маньчжурии был пленен, тоже приказал сдаваться. Так что у них, может, какая-нибудь дивизия или полк продолжали сражаться, а кто-то приказу подчинился. Короче говоря, разброд и шатание, и война закончилась с большими для них потерями. А как вояки они, конечно, почти все смертники. И когда мне с моим батальоном приходилось разворачиваться и атаковать их опорные пункты, то пока их всех до единого не уничтожишь, они оказывали сопротивление.