– Ах ты, шельмец! – окончательно рассвирепел мужчина. – Тебе чего, летом травы мало? – И вдруг сделал открытие: – Эй, Галь! А конь-то не наш!.. Не совхозный…

Бывший молочный совхоз давно превратился в акционерное общество, но память по приказу не вытравишь: как Санкт-Петербург до сих пор для многих был Ленинградом, так и здешние жители во главе с директором (а это был именно он) своё «АО» именовали по привычке совхозом.

Директор Николай Николаевич между тем перестал гнать коня и принялся с любопытством рассматривать необычного гостя. И вынужден был признать, что таких статей в лошади он никогда ещё не видал. Сухая, прекрасно очерченная голова; длинная, красиво изогнутая шея; тонкие, точёные ноги… Да. Конь был не только не совхозный, но и вообще определённо не деревенский. На таких у нас только по телевизору и полюбуешься…

– Ты посмотри… красивый какой, – снова обратился Николай Николаевич к супруге, терпеливо дожидавшейся на крыльце. – Наверняка породистый! Шёрстка-то, шёрстка… все жилочки насквозь видно. Галь, ты только поди сюда… ты только глянь…

Галина Ильинична приподняла двумя пальцами подол фланелевого халата и уверенно ступила на мокрую траву босыми ногами.

– А ведь и вправду не наш, – согласилась она. И обратилась к Паффи: – Ты откуда пришёл? – Приблизившись к изгороди, женщина протянула руку к морде коня: – Промок весь, бедненький… Коль, а он не больной? Гляди, вялый какой… да и трясёт всего…

Её рука уловила сотрясавшую Паффи жестокую дрожь. Директор позабыл про намоченные штаны:

– Вот что значит благородные крови – чуть под дождик, и всё, хана… Тебе бы, герой, чайку сейчас, да с малинкой…

– Это тебе скоро надо будет чайку с малинкой. Иди-ка переодевайся да ветврачу позвони! Пусть посмотрит – не дай Бог, зараза какая… Да и определит его куда… Конь-то, сразу видно, домашний… Не привычный под открытым небом…

Она гладила коня по голове, по шее… Паффи тянулся к её рукам, пахнувшим парным молоком. С каждым прикосновением ему становилось теплей и покойней. Неужели… наконец-то… А может, ему вообще всё это приснилось… Теперь он ни в чём не был уверен…

Директор поддёрнул штаны и гусиной походкой направился к дому. За ним ушла и Галина Ильинична: надо же, в самом деле, выдать мужу штаны, а то ведь сам не найдёт. Паффи посмотрел им вслед и призывно заржал.

Оба сразу остановились. Добрая женщина вдруг улыбнулась и, чуть-чуть склонив голову набок, душевно проговорила:

– Ишь, общительный какой… Да не расстраивайся ты, не прогоним! Обожди маленько…

Стоило им скрыться за дверью, как на другом конце дома растворилось окно, и наружу выпрыгнул сын-школьник. В руках у него был большой кусок чёрного хлеба. Пятнадцатилетнему пацану не было дела до выстраданного прагматизма старших, гласившего: если уж конь как-то дотянул до утра, ещё полчаса вряд ли что-то изменят. Хуже, если действительно болезнь какую в хозяйство…

Куда там!.. Парнишка, оглядываясь, пробежал через двор, быстро отпер калитку и поманил коня хлебом:

– На! На!..

Паффи медленно подошёл. Холод проникал в самую глубину его существа, делая некогда гибкие суставы по-старчески скрипучими и малоподвижными… Но вот запах лакомства коснулся ноздрей, Паффи дотянулся губами и стал медленно, с наслаждением жевать, стараясь не обронить ни кусочка. Мальчишеская рука схватила его за ухо:

– Пошли, ну! Пошли!..

Старый конь балансировал на той зыбкой грани, где смыкаются отчаяние и блаженство. Он не противясь пошёл за директорским сыном… и скоро уже стоял под навесом около хлева, где было сухо и почти тепло, потому что не поддувал ветер. На мгновение куда-то исчезнув, мальчик вернулся с большим старым мешком – и принялся что было сил растирать шею, плечи, спину коня. Он умел ездить верхом, умел запрячь лошадь в телегу, да и вообще знал, каково это, когда целую ночь льёт холодный дождь, а спрятаться негде. Жёсткая мешковина сушила и ерошила шерсть, разгоняла под кожей кровь и вместе с нею – тепло. Паффи всё пытался отблагодарить: перебрать губами волосы, пройтись носом по лицу и одежде… Директорский сын только отмахивался:

– Ладно тебе… Сейчас предки увидят…

И старый конь, всё понимая, выгибал шею и подставлял бока, чтобы мальчику удобней было тереть…

Через полчаса к дому подкатил «Уазик». Из-за руля выскочил энергичный моложавый ветврач. С другой стороны не спеша вылез пухленький, круглолицый старичок в ватнике. На носу у него висели толстые очки, обмотанные по переносице изолентой. В руках он держал сыромятную деревенскую уздечку.

Навстречу вышел директор – уже в других брюках, и брюки были предусмотрительно заправлены в резиновые сапоги.

– Ну, где ваш найдёныш? – Ветврач подошёл к директору и пожал ему руку. – Доброе утро, Николай Николаич. Вы не в курсе, откуда пришёл?

– Не говорит. И как звать – тоже, – отозвался директор. – Здорово, мужики! Дядя Коля, – обратился он к своему тёзке, местному конюху, – вон он, там, под навесом. Я его во двор не хотел – мало ли, так архаровец мой без всякого спросу…

Старик пошёл было к коню, но на полдороге остановился. Пока ехали сюда, он ожидал всякого. Но чтобы в самом деле породистый, холёный красавец…

– Да ты не бойся его, – неверно понял дяди-Колину заминку директор. – Он смирный. Сам в руки идёт… Видно, намаялся в лесу-то один. Не бьёт, не кусает…

Конюх оглянулся и поправил спадающие очки.

– Бояться его, ещё не хватало, – проговорил он с достоинством. – Я к тому, Николаич, что я каких только не видывал… Ты бы знал, что за рысаков у нас здесь раньше держали… Я тогда связистом работал, провода телефонные ремонтировал. Ну там, если обрыв где… или столб упадёт… Мне по службе конь полагался, вот и выдали Рыжего. Рысака-полукровку. Ох горяч был – кипяток! Так что спокоен будь – с любым справлюсь!

Снова поправил очки и, шаркая по мокрой траве литыми тяжёлыми сапогами, направился под навес.

Паффи смиренно ждал, глядя на старичка. Мальчик стоял рядом, гладя нежную, начавшую подсыхать шёрстку.

– Р-р-р! Не балуй! – загодя предупредил дядя Коля.

Паффи хулиганить и не собирался. От человека в очках пахло почти как от старого финна, содержавшего лошадиный «дом престарелых». Дядя Коля подошел вплотную, расправил в руках уздечку и подставил её под голову коня. Рослый Паффи нагнулся пониже – он знал, что собирался делать человек, и всячески старался, чтобы тому было удобней. Дед не стал совать ему в рот удила. Оставил их висеть, натянул уздечку на уши коню и застегнул подбородный ремень.

– Ну вот и молодец. – Пухлая шершавая ладонь уверенно потрепала по шее, и Паффи понял, что наконец-таки вернулся домой.