Я застыла, завороженно глядя на танцующих мальчиков. «Какони похожи на моего Саньку!» Ком подкатил к горлу, но плакать я не могла.Просто стояла и смотрела.

Не знаю долго ли простояла так, а когда очнулась, томучительно захотела отыскать своего сына. Для этого надо было вернуться вкоридор и посмотреть не ушли ли «братаны».

Когда я заглянула в щель двери шкафа, кабинет был уже пуст.Для верности я подождала немного и, не услышав голосов, рискнула покинуть своеубежище. На цыпочках подошла к двери, опасаясь скрипа, медленно ее приоткрыла…и увидела молодого человека, мирно беседующего с Феликсом и «братаном».

«Вот же болтуны! — мысленно возмутилась я. — Просто ужаскакой-то, так и крутится под ногами блатной народ. И что мне теперь делать?»

Положение было аховое. С одной стороны Тамарка, котораянаверняка уже заметила мое, мягко говоря, отсутствие, а с другой стороны«братаны», которые не дают мне прохода. То есть выхода…

И тут меня посетила очень мудрая мысль.

«А что это я так нервничаю? — подумала я. — Хотела же вспокойной обстановке с Гургеновым поговорить, так благодари Господа. ПравМукунда, выполняет Всевышний наши желания. Сама же ломала голову, как кГургенову попасть, вот и дал мне Господь награду за рост и старания: все Сам заменя сделал. Мне же теперь остается лишь в комнате с танцующими мальчикамисидеть и ждать когда Гургенов явится. А уж он явится обязательно, не для меняже он эту комнату статуэтками украсил. Молится наверняка, подлец, грехизамаливает.»

И я снова полезла в шкаф, а через него и в ту красивуюкомнату. На этот раз прошлась по ней, исследовала каждый уголок и присмотреласебе в глубине за гирляндами роз и других цветов, за дверцами, расписаннымизолотом, диванчик. Уютный диванчик.

«Гургенов, если придет, будет сидеть на возвышении, —рассудила я. — Оттуда диванчика не видно. И вообще, он как-то на отшибе стоит,следовательно к нему редко подходят. Судя по обивке так и вовсе на нем несидят.»

Я решила ждать на диванчике, но как только уселась на него,зазвонил сотовый.

— Мама, ты невозможная! — раздраженно закричала Тамарка. —Куда ты пропала?

— Сама хотела бы знать, но пока нет никакой ясности, —сообщила я.

— Что?!!! — взревела Тамарка. — Не издеваешься ли ты надомной? Я бросила все дела, как дура, выкручиваюсь перед Гургеновым, который втолк никак не может взять зачем я приехала, а ты?!

— Что — я?!

— Ты сошла с ума! Все, Мама, все, или говори где ты, или ясейчас же возвращаюсь в свой офис! — пригрозила Тамарка.

Я взмолилась:

— Тома, как могу я сказать тебе где я, если сама не имею обэтом ни малейшего представления? Если скажу, что сижу в очень красивой комнатена экзотическом диванчике, ты поймешь?

— Нет, Мама, не пойму.

— И я бы не поняла.

— Так не морочь мне голову! — снова взорвалась Тамарка. —Где эта комната?

— Комната в офисе Гургенова, но Тома, почему ты такаяпсихованная? Надо бы хорошему врачу тебя показать: для начала невропатологу, апотом может и психиатру, уж очень ты раздражительна. Чуть что, сразу кричать.Все, решено, как только разберусь со своими делами, сразу же займусь твоимздоровьем.

Я, конечно же, тянула время, но Тамарка мгновенно раскусиламеня и рявкнула:

— Мама, иди ты в задницу! Я уезжаю, а ты сиди там, в своейкомнате на своем диванчике!

— Тома! Не делай этого! — забыв о всякой осторожности,закричала я, но меня уже никто не слушал.

И она уехала.

Бросила меня. Оставила сиротливо сидеть на гургеновскомдиванчике.

Я немного пострадала, а потом набрала Тамаркин номер. Онаответила уже из своего офиса: злорадно сообщила, что Гургенов душка, а яидиотка и бросила трубку. Мне стало грустно, но что я могла поделать? Так надиванчике и сидела. Потом я на него прилегла, а потом и заснула…

Я видела Саньку. Мой сын в шафрановых одеждах сидел на полу,на белом ковре и играл шафрановыми шариками. Я с умилением смотрела на егобосые ножки, на маленькие розовые пяточки, которые ужасно хотелось поцеловать.

— Санечка, — позвала я, — сынок!

Он поднял на меня свои чистые ясные глазки и сказал:

— Мамуля, я санньяси.

Меня словно током прошибло. Что?! Что угодно, только не это!

Я разрыдалась.

— Санька! Санечка! Сынок! — кричала я. — Одумайся! Не хоронисебя заживо! У тебя жизнь впереди! Ты столько еще не познал!

— Познал, мамуля, истину познал, — ответил он, глядя на меняпросветленно.

«Сгубили ребенка! — подумала я. — Совсем младенцу голову задурили!»

— Нет, — отчаянно принялась уговаривать я, — нет, сыночек,не надо в санньяси, ты вырастешь и будешь наслаждаться всем, что только есть наэтом свете. У тебя будут женщины, деньги! У тебя будет все!

— Мамочка, у меня уже есть все, что душе моей необходимо. Яуже наслаждаюсь, и наслаждение это не кончится никогда. И ни деньги, ни женщинытакого наслаждения не принесут.

— Сынок, — заламывая руки, закричала я, — откуда ты знаешь?Ты еще маленький, ты не понимаешь даже, чего лишаешь себя. Ты лишаешь себялюбви! Ты никогда уже, никогда не будешь любить!

— Я маленький, — кротко ответил Санька, — но я познал истинуи понимаю о чем ты говоришь. Я буду любить, я уже люблю, потому что любить инаслаждаться хочет моя душа, и она создана для этого.

— Ты говоришь о любви к Богу, но это химера! Это туман!

— Туман рассеивается, как любовь к женщине, а любовь к Богувечна, — возразил мой Санька, и я пришла в ужас.

— Сгубили ребенка! — закричала я. — Сгубили, сволочи,сгубили!

И проснулась в холодном поту.

Сердце бешено колотилось; на груди под курткой по— прежнемулежал пистолет.

«Уф, — подумала я, — как хорошо, что это только сон. Но гдея?»

Оглядевшись, сразу все вспомнила. Я дожидаюсь Гургенова,потому что хочу очень много ему сказать и, главное, хочу получить назад своегоСаньку.

Но что это за бормотание?

Я выглянула из-за цветочных гирлянд, и холодный пот прошибменя — какой опасности, оказывается, я подвергалась. Ведь спящий человек неможет оказать достойного сопротивления будь у него хоть сотня гранат, а уменя-то всего одна.

Гургенов в позе «лотоса» сидел на возвышении, перебиралчетки и читал молитву. Удивительно просветленным было его лицо.