— Да проще простого — позвони ему и езжай.

Я опешила. Боже, какая наивность!

— Езжай! — возмутилась я. — Ага, а он меня схватит. Удивляеттвоя глупость, Тома. Езжай! Ведь братан-то не зря у тебя ошивался, меняподжидал.

Тамарка растерялась:

— А что ты предлагаешь?

— Предлагаю, чтобы ты под каким-нибудь благовидным предлогомотправилась к Гургенову со всей своей свитой. Я имею ввиду, преимущественно,охрану. Ну, само собой, и я с тобой. Пока ты будешь Гургенову пудрить мозги, япроберусь в его кабинет и спрячусь. Ты же с охраной будь начеку.

Тамарка несказанно удивилась:

— Зачем, Мама?

— Тома, уже и ты невозможная! Что за вопросы ты мне задаешь?Зачем быть начеку? Чтобы и меня не похитили, как моего Саньку!

— Да нет, Мама, зачем ты полезешь в кабинет Гургенова? Кчему такие сложности?

— Как ты не поймешь, я хочу поговорить с ним наедине, потомучто уверена: найду слова и пройму его совесть. Как никак я тоже теперь сдуховным ростом. Короче, что объяснять тебе, обусловленной, когда ты все равноничего не поймешь. В общем, спрячусь в кабинете и дождусь когда Гургеновостанется один, тогда выйду и с духовной позиции с ним поговорю — пустьодумается и вернется на путь истинный.

— Зачем?

Немало мне потребовалось усилий, чтобы не выйти из берегов.

— Тома, что за вопросы, — терпеливо увещевала я. — За тем,чтобы душу свою спасти!

— Тьфу, Мама, на тебя! На кой черт мне душа твоя? Зачем тебев кабинете прятаться? Ты что, не можешь прямо при мне все свои дурацкие вопросыгосподину Гургенову задать?

Не могла я объяснить Тамарке зачем мне нужно встретиться сГургеновым наедине. Да и как ей объяснишь, мы же теперь на разных уровнях: уменя уже духовный рост, а у нее этого роста в помине нет и не предвидится. Одинматериализм в душе.

— Понимаешь, Тома, — стараясь проявлять терпение, сказала я,— Гургенов повел себя, как последняя сволочь. Мой монах, этот святой человек,этот чистый и преданный слуга нашего Господа, жизни своей не жалея, приехал внашу страну… Скитается, мытарствует и все зачем? Чтобы спасти пахана-Гургенова,который на самом деле, оказывается, Маха прабху. Этот же подлый Гургенов сидитсебе и в ус не дует. Банду возглавил и бедного монаха гоняет по нашей стране,как вошь по гребню. Ну куда это годится?

Тамарка покрутила пальцем у виска и сказала:

— Мама, ты сошла с ума. Где имение, а где вода. При чемздесь Гургенов, если речь идет о твоем полоумном монахе? И что это ты такпрониклась? Уж не его ли это тлетворное влияние? Смотри! Так ты с ним и до верыв Бога докатишься. С тобой и сейчас сладить нельзя, а что же будет еслиуверуешь? Вон, Роза уже свихнулась, на мантевизме. Мысли чужие учится читать. Смагами и колдунами связалась, к батюшке ходит, надоедает святому отцу, все емудушу свою открыть норовит. И ты, Мама, того же хочешь?

— Тома, — прошипела я, — не становись на пути моегодуховного роста! И не смей богохульствовать! Я теперь другая! Я теперь не та!

— Уж вижу, — поджимая губы, заметила Тамарка.

— Короче, будешь ты мне помогать?

— Да в чем помогать-то? К господину Гургенову что ли тебясопровождать? Пожалуйста. Если так приспичило, так все дела брошу и повезу тебяк господину Гургенову, только глупости это. Не поверю никогда. Чтобы господинГургенов связался с «братвой»? Не такой он человек, Мама. Уж кто-кто, а я-торазбираюсь в людях.

Я все же вышла из берегов и сразу же правду-матку в глазарезать начала.

— Ты разбираешься в людях? — закричала я. — Глядя на твоегомужа, этого не скажешь, Тома. Но не о Дане твоем речь, его и без того Бог тобойнеустанно наказывает. Речь о моем сыне. Вези меня к Гургенову, как бы ты хорошоо нем не думала. Уж я постараюсь развеять твои приятные впечатления.

Тамарка покачала головой:

— Мама, ты невозможная, но мне уже интересно как ты этобудешь делать. К тому же понять не могу зачем господину Гургенову красть твоегоСаньку? Абсурд. И если ты залезешь в его кабинет, он же сразу поймет, что яспособствовала тебе…

— Тома, какая разница что он поймет, этот преступник?

— Ну как же, тебе-то все равно, а мне еще бизнесом с нимпредстоит заниматься.

— Боюсь, что бизнесом он теперь будет заниматься на нарах, —с притворным сожалением сообщила я.

— Мама, только (если что) не спеши, — предупредила Тамарка.— Не забывай, у меня с ним проект.

Я клятвенно заверила, что пристрою Гургенова на нары толькопосле осуществления этого проекта, и Тамарка ему позвонила.

Пока она увлеченно болтала с этим подлым паханом, янезаметно сунула руку в ящик ее стола, где Тамарка на всякий случай хранилапистолет и гранату, без которых заниматься бизнесом в нашей стране пока ещеневозможно. Пистолет я с глубочайшим удовлетворением спрятала под курткой нагруди, а гранату в карман брюк затолкала.

Тамарка, ничего не замечая, закончила переговоры, трубку нателефон положила, на меня победоносно взглянула и свою команду вызвала. Послеэтих процедур мы отправились к Гургенову. Уже в машине Тамарка вдруг выхватилаиз лапы своего верзилы-телохранителя сотовый, сунула его в мою руку и сказала:

— На всякий случай, Мама, чтобы опять тебя не потерять. Какты мне уже со своими приключениями надоела, черти тебя дери! На одних толькотакси разорюсь скоро. Ты же нигде за себя не платишь.

Мне представлялось, что пробраться в кабинет к Гургенову ясмогу без особых проблем, однако позже выяснилось, что не судьба. Как только мыоказались в офисе Гургенова, я сразу же отделилась от Тамаркиной «делегации» искрылась в туалете. Сделала я это по многим причинам. Главная заключалась втом, что я слишком хорошо знала свою Тамарку: раз она решила, что мне не стоитпрятаться в кабинете Гургенова, значит и не станет мне в этом содействовать.Даже помешать постарается.

Я же хотела застать Гургенова врасплох и задать емунесколько вопросов. Во-первых, я хотела посмотреть в его бесстыжие разноцветныеглаза и спросить где мой Санька. Думаю, под дулом пистолета Гургеновскрытничать не станет. Очень хотелось знать, как мог он так бессовестно предатьмоего монаха, прекрасного человека, чистого и преданного, доверчивогобеспредельно. Как Ангиру Муни пригрел, этого бандюгана и Американца? Зачем насс монахом беспощадно во льдах топил?

Короче, вопросов множество накопилось. Жаркая проповедь ужегорела в моей душе — жаждала выхода, жаждала излиться на голову этого пахана.До жути хотелось потрясти подлого Гургенова своей пламенной речью. Вприсутствии Тамарки это казалось совершенно невозможным. Голос Тамаркин, порой,и мой перекрывал, а долго терпеть когда говорит не она, Тамарка с рождения немогла.