Тетушка Розелина, с головой ушедшая в прошлое, беспокойно ворочалась на диване, проклиная плохое качество бумаги. Офелия стащила теплое одеяло с незанятой кровати бабушки и укрыла им крестную. Больше она ничего не могла для нее сделать. Девушка осторожно легла на ковер и свернулась клубочком. У нее что-то болело в груди. Болело сильнее, чем расцарапанная щека. Сильнее, чем поврежденное ребро. Это была совсем другая боль – глубинная, пронзительная, неотступная.

Ее терзал стыд. Стыд за то, что она не смогла вернуть тетку в настоящее. Стыд за то, что она вообразила себя способной управлять своей жизнью. Стыд – и какой острый стыд! – за собственную глупую наивность.

Офелия с горечью взглянула на свои руки. «Некоторых женщин берут замуж ради их богатства; меня взяли за мои пальцы».

От этой мысли ее душевная боль уступила место гневу, холодному и твердому, как лед. Да, она простила Беренильде ее расчеты и уловки, но ничего не простит Торну. Если бы он был искренним с ней, если бы не внушил ей смутных надежд, наверно, она простила бы и его. Ему представлялось много случаев сказать ей правду, а он не только упустил их, но еще и позволил себе украшать их встречи заявлениями типа: «Я начинаю привыкать к вам» или «Ваша судьба крайне важна для меня». Это по его вине Офелия увидела настоящее чувство там, где не скрывалось ничего, кроме честолюбия.

Да, этот человек – худший из всех.

Часы пробили пять раз. Офелия поднялась, потерла глаза и решительным жестом надела очки. Теперь с унынием покончено. Ее сердце яростно билось в груди, с каждым толчком воскрешая и укрепляя волю. И пусть это займет сколько угодно времени, она возьмет реванш над Торном и над жизнью, которую ей навязали.

Офелия открыла аптечку, достала пластырь и пузырек со спиртом. В зеркале она увидела на лице синяки, вздутую губу, жуткие круги под глазами и мрачный, прежде несвойственный ей взгляд. Растрепанные волосы беспорядочными прядями падали на лоб. Стиснув зубы, Офелия обработала спиртом ранку, оставленную невидимыми когтями Фрейи. Порез был глубокий, словно от осколка стекла. Наверняка останется небольшой шрам.

Девушка заклеила щеку пластырем.

Покончив с этим, она поцеловала тетку в лоб и шепнула ей на ухо:

– Не бойтесь, я вас выручу.

Подобрав с пола ливрею Мима, она надела ее. Конечно, теперь этот костюм уже не защитит от шевалье – нужно просто по возможности избегать встреч с ним.

Подойдя к кровати Беренильды, Офелия не без труда сняла с ее шеи цепочку с ключом, украшенным драгоценными камнями, и отперла дверь. С этой минуты ей следовало действовать очень быстро. Из соображений безопасности все помещения в посольстве запирались только изнутри. Тетушка Розелина и Беренильда спали крепким сном и были абсолютно беззащитны – иными словами, подвергались опасности извне, пока она не вернется.

Офелия прошла по коридору и спустилась в подвальное помещение. Поравнявшись со столовой для слуг, она с удивлением увидела там жандармов в треуголках и красно-синих мундирах. Окружив стол, где лакеи пили утренний кофе, они, судя по всему, подвергали каждого из них строгому допросу. Что означала эта неожиданная проверка? Лучше было тут не задерживаться.

Офелия заглянула в складские помещения и в котельную – Гаэль нигде не было.

Зато ей попалось на глаза печатное объявление на стене:

«Разыскивается преступник!

Сегодня ночью нам стало известно о прискорбном инциденте. Вчера вечером некий лакей, прислуживавший в замке Лунный Свет, ударил беззащитного ребенка, нанеся таким образом урон репутации нашего посольства!

Приметы преступника: довольно молод, маленького роста, с темными волосами. В момент нападения был вооружен веслом (?). Если вам известен лакей с такими приметами, немедленно обращайтесь в Управление. Награду гарантируем.

Филибер, управляющий Лунного Света»

Офелия нахмурилась: этот маленький шевалье – настоящий дьявол. Он, видимо, решил всерьез навредить ей. Если она попадется на глаза жандармам, ее тут же швырнут в темницу. Нужно было срочно изменить внешность.

Прокравшись по коридору в прачечную, окутанную облаками влажного пара, она тайком, как воровка, схватила белый передник и чепчик, а в гладильной похитила с сушилки черное платье.

Переодеваться в коридоре было нельзя, и Офелия побежала к себе, на Банную улицу. По пути ей пришлось несколько раз прятаться от жандармов, колотивших в двери комнат. Добравшись наконец до своей каморки, она заперлась изнутри, перевела дух, разделась так быстро, как только позволяло болевшее ребро, сунула ливрею под подушку и облачилась в платье горничной, причем второпях сначала надела его наизнанку.

Завязывая тесемки передника и прилаживая чепчик на свои густые темные волосы, Офелия пыталась рассуждать как можно спокойнее. «Что, если я попадусь жандармам? Нет, они в первую очередь будут допрашивать лакеев. А если мне зададут какой-нибудь вопрос? Буду отвечать только „да“ или „нет“, чтобы не выдать себя акцентом. А если все-таки выдам? Ага, вот что: я состою на службе у Матушки Хильдегард. Она сама иностранка, а потому нанимает к себе на работу только иностранцев, и дело с концом».

Поймав собственное отражение – настоящее отражение – в зеркале, Офелия испуганно вздрогнула. Она совершенно забыла о плачевном состоянии своего лица! С этими синяками и заклеенной щекой она была похожа на избитую бродяжку.

Девушка беспомощно окинула взглядом каморку. Плащ Торна! Офелия сняла его с вешалки и внимательно рассмотрела. Типичная одежда чиновника, это было ясно с первого взгляда. Вот она, необходимая деталь ее нового образа! Что может быть естественнее, чем вид скромной служаночки, несущей одежду своего хозяина в чистку?! Офелия надела плащ на деревянные плечики, повесила на руку и подняла ее как можно выше. Заслоняя плащом лицо, она, может быть, пройдет незамеченной. И в конце концов отыщет Гаэль.

Но едва Офелия высунула нос из каморки, как чуть не получила удар кулаком в лицо. Перед ней стоял Ренар, который уже занес было руку, чтобы постучать в дверь. Увидев девушку, он в изумлении вытаращил глаза и разинул рот. Впрочем, сама Офелия, заслонявшая лицо плащом, была удивлена ничуть не меньше.

– Ну и дела! – проворчал Ренар, безжалостно скребя рыжую голову. – Так я и знал, что к моему немому наведываются девчонки! Извини, малютка, мне надо с ним перемолвиться словцом.

Он положил здоровенные ручищи на плечи Офелии и вытолкнул ее за порог, на Банную улицу, как выталкивают непослушных детей. Но не успела она сделать и трех шагов, как Ренар окликнул ее:

– Эй, малышка, постой!

В несколько прыжков он догнал девушку и преградил ей путь.

– А в комнате-то его нет. Ты чем же это там занималась одна?

Офелия предпочла бы услышать вопрос, на который можно было ответить «да» или «нет». Но ей меньше всего хотелось ссориться с Ренаром. Слегка опустив мешавший ей плащ, она неловко вытащила из кармана передника ключ от своей каморки и прошептала: