Я растеряла весь запал.

Лев Николаевич смотрел на меня знакомо-незнакомыми серыми глазами Славы. Теперь я видела его волевой подбородок, его широкие плечи…

Видела и опять не знала, что делать с этим новым знанием.

Извиниться?

Покаяться?..

Но не успела я сказать и слова, как Лев Николаевич сухо произнес:

— Я хочу, чтобы ты сегодня же уволилась из компании и ни на шаг не приближалась к моему сыну. Хватит и того, что ты уже натворила. Поняла?

Конечно, поняла.

Не портить жизнь, не подставлять, не мешать ему расти по карьерной лестнице…

— Тогда свободна. Реши вопрос с увольнением сегодня же и забери все вещи. Завтра тебя уже не пустят в офис.

Я машинально кивнула, судорожно соображая, не поздно ли будет извиниться прямо сейчас?

Но Лев Николаевич, будто заметив мои сомнения, указал на дверь.

— Свободна.

Я вновь кивнула и, так же машинально попрощавшись, вышла из кабинета.

В мыслях был сумбур.

Слава — сын генерального директора. Наверное, это логично. Разве может человек из «низов» занять такое высокое место самостоятельно? Хотя, Слава же отлично справлялся… мне ли не знать?

Боже, о чем я только думаю?!

Нужно сказать что-то Славе… Что ухожу? Что увольняюсь? Передать слова его отца? А как объяснить, почему не сказала, что была в его кабинете?

Теперь-то я понимаю, на что надеялась. На тихий выговор, который, впрочем, заслужила.

Надо было сказать Славе сразу… Что же я такая глупая…

Я добрела до своего рабочего места и, не откладывая в дальний ящик, постучала в дверь кабинета. Тишина.

Потянула ручку.

Заперто.

Предчувствуя неладное, я на подгибающихся ногах подошла к своему столу и увидела записку, написанную таким привычным, таким любимым почерком:

«Уехал на срочную встречу. Если до трех не вернусь, закрывай кабинет сама, не жди».

Ну что же, значит разговор откладывается...

И, заперев приемную на ключ, я отправилась в отдел кадров выполнять распоряжение Славиного отца.

Увольняться.

В отделе кадров меня уже ждали.

Сотрудницы помнили меня еще по фееричному появлению в Славином пиджаке, и теперь им не давала покоя ни моя конкурсная работа, где я как раз использовала Славин образ. Ни звонок, в котором предупредили, что меня нужно уволить одним днем?

— Что же ты такое сделала, девочка, что о твоем увольнении предупредил сам генеральный? — подсовывая мне бумажки на роспись, поинтересовалась женщина.

— Вам позвонил лично Лев Николаевич? — недоверчиво переспросила я, крутя в руках ручку и вчитываясь в строчки, сливающиеся в один нечитаемый текст.

— Нет конечно. Позвонил Вовочка — его секретарь. Ну так что?

Услышав имя, я даже прекратила пытаться понять смысл подсунутой бумажки.

— Вовочка?

— Ну, Владимир Дмитрич, — отмахнулась от меня женщина. — Он молоденький. Не звать же мне его по имени-отчеству?

— А Ярослава Львовича вы тоже Яриком зовете, раз он младше вас? — отчего-то разозлилась я, откладывая ручку.

«Вовочке» на вид было столько же, сколько и Славе. И я не понимала, это пренебрежительное имя — потому что он секретарь или потому что действительно младше?..

А если и так. Разве можно так фамильярно называть коллег?

Вот ей было бы приятно, говори о ней кто-то: «та рыжая из кадров»?

— Ой, деточка, вот не тебе говорить мне, как кого называть. Сама с одним вначале мутки начала, потом с другим… Не смогла вовремя остановиться. Дура. А все туда же, взрослых теток жизни учить.

Я вспыхнула сразу, моментально. Что за нелепость? Что за небылицы?

Да что за день такой?

Да еще и меня дурой назвала!

— А вам, значит, можно, по звонкам, как по кофейной гуще гадать и глупости говорить? Ни с кем я не «мутила»!

— Так почему тебя увольняют тогда, а? — прищурилась рыжая… сотрудница.

— Не ваше дело! У вас обязанность: выдать документы, а не в личную жизнь с ногами залазить.

— А ты мне не указывай, мала еще. Указка не выросла, — фыркнула она. — Я могу хоть весь день твои документы стряпать. И, если хочешь получить все сегодня, поуважительнее будь. Я тебя по нормальному спросила, хотела подсказать, что сама знаю, а ты? Неблагодарная.

Я уважительнее?! Я неблагодарная? Да она сама…

Клокотавшая во мне обида и злость готовы были меня просто разорвать на части.

Но какая-то часть меня уговаривала быть умной.

Как тогда, с охранником.

Прикрыв глаза, я мысленно досчитала до десяти и тут же открыла их, встретившись с ухмыляющейся женщиной взглядами.

— Я готова принести вам свои извинения, — медленно кивнула я, глядя, как на ее лице появляется довольная улыбка.

— То-то же. Гавкаешь, а сама не чуешь на кого. Поэтому, наверное, и уволили, — покачала она головой, а я сжала кулаки, впиваясь ногтями в руки.

— Я готова принести вам свои извинения, — повторила я еще раз. — Но только, если вы принесете мне свои и больше не будете разговаривать со мной ни о чем, кроме работы. Мне ваши советы не нужны. Оставьте их своим детям.

Впервые я видела, как кто-то краснел так же быстро и обильно, как и я.

Полноватые щеки залились краской.

— Тебя уволили! Уволил сам генеральный! Так почему я вообще с тобой должна считаться?! — возмущенно спросила она. — Да я тебе твои документы, хамка ты эдакая, буду делать неделю! Ты в конце января их только увидеть сможешь! Ты…

Больше продолжать этот цирк я была ненамеренна.

Молча, что далось мне с огромным трудом, я встала и вышла из кабинета.

В спину мне летели нелицеприятные выражения.

Кто-то выглядывал из кабинетов, провожая меня взглядами, кто-то сторонился, пропуская, а я чувствовала себя оплеванной.

Почему она считает, что виновата тут я? Потому что не промолчала, не была умнее ее?

Я с силой нажала на кнопку лифта.

А Лев Николаевич? Раз он так заботится о репутации сына, зачем он пустил рекламу? Зачем объявил об интересе модельных агентств при остальных сотрудниках?

В том, что он так сделал, тоже виновата я?

Двери лифта открылись, и я, не замечая ничего вокруг, зашла внутрь.

— Здравствуй-здравствуй, Анечка. Что же ты как тучка ходишь? Ярик плохо о тебе заботиться?

Я мысленно застонала.

Филипп, начальник отдела продаж, сейчас был вот совсем не вовремя.

— Как у вас все фамильярно, — вдруг хмыкнул кто-то слева, и я увидела Игоря Альбертовича, начальника отдела закупок.

Поздоровавшись с обоими, я решительно сделала вид, что оглохла. Тем более, что