Но то был не филин, летавший в несвойственную ему вечернюю пору. Это был ворон, неестественно запоздалый для своего вида, и огромный. Птица трижды прокружила над древком копья Ниалла, прежде чем повернула и захлопала крыльями в сторону юга. Ниалл потряс над головой оружием.

— Это в самом деле знак, в самом деле! — закричал он. Он был вне себя от счастья. Вайл и охрана тайно сделали знаки от неудачи. Несколько человек были рады на грани ночи увидеть Морригу.

Ниалл повернулся, и всю дорогу до холма Темира остальные за ним едва поспевали. Перед Праздничным Залом он остановился, дыша глубоко, но легко, восторг охлаждался как только что накаленное лезвие. В сумерках строение блистало величиной и белизной под крышей из грозовых туч.

Вперед вышла его молодая королева.

— Мы ждали тебя, дорогой господин, — сказала она.

— Меня задержали важные дела, — сказал Ниалл, — теперь будем пировать. — Он взглянул на ребенка у нее на руках, завернутого от холода в мех. Громко рассмеялся. — И не отдавай Лэгера няне. Внеси его, чтобы он был на нашем пиру, он, кто в один прекрасный день станет королем.

V

Снова пошел снег, на этот раз его принес ветер с моря, разметая по улицам Иса, в белизне ничего не было видно. От стука Будика раздался пронзительный шум, когда он наконец решился ударить металлическим кольцом на двери.

Дахут встретила его и отошла. Руки действовали за него, когда он, сам того не осознавая, закрывал и запирал дверь. Сам он мог лишь взглянуть на женщину и потеряться.

В тепле жаровни, свете глиняных ламп, убожество комнаты превратилось в уютное гнездышко. Никогда бы его не встревожило, почему она стоит перед ним именно вот так. Яркой синевы опоясанное платье облегало тело, поднимаясь и опадая вместе с дыханием, где в расселине под красным полумесяцем играли тени. Мимо распахнутых глаз лавиной струились распущенные волосы, ноздри трепетали, губы раскрылись. Руки словно с мольбой подняты к нему.

Вдруг из глаз брызнули слезы. Она вздрогнула, всхлипнула, закрыла от него лицо.

— Принцесса, — с тревогой крикнул он, — что с вами?

— Ты все не приходил и не приходил, — плакала она.

— Я не мог . — Шаг за шагом он медленно продвигался по направлению к ней. — Эти несколько дней назад ваш отец уводил нас на маневры. Я не видел вашего письма до вчерашнего дня, и потом: — О, Дахут, для чего я вам нужен?

— Твоя помощь. Твое утешение. Если ты сможешь их мне дать, когда выслушаешь.

Он едва удержался, чтобы ее не обнять.

— Что случилось? Должно быть нечто ужасное. Скажите мне во имя Христа!

— Самое худшее. Боюсь, я обречена, если только… — Она дышала с трудом, сглотнула, преодолела судороги. Сжалась, и казалось не замечала, что от этого горловина платья еще сильнее оттянулась вниз. — Мне холодно, — тишайшим голосом сказала она. — Огонь не помогает. Я так замерзла, ожидая, после того как пришел от тебя ответ.

— Так говорите, — умолял он.

— Теперь даже не знаю, хватит ли у меня смелости. Ты меня бросишь. А это уже выше моих сил.

— Я вас никогда не покину. Клянусь.

— Однажды мой отец дал мне такую же клятву, — со злым упреком горечи сказала она. Ее вновь охватило отчаяние. Она опустила голову и уставилась в пол. Пальцы вцепились в платье. — Это было не по моей воле, Будик. Что бы ты не почувствовал, не верь, что я этого хотела.

Он слепо обвил руками ее плечи. Она уткнулась в его грудь.

— О, Будик, любовь моя. Я в этом признаюсь. У меня не осталось стыда. Я люблю тебя, Будик.

Он чуть не упал. Он вышел из оцепенения, когда почувствовал, что она от него отходит и причитает.

— Слишком поздно. Я умерла. С тобой говорит привидение.

— Скажи же мне, — заклинал он.

Дахут взглянула на него, смахнула слезы, часто заморгала, и лишь с третьей попытки ей с безнадежной отвагой удалось сказать:

— О, какая же я глупая. Я сама навлекла это на себя своей неосторожностью. Но как я могла предвидеть, я, девственница, девушка, никогда не знавшая ничего кроме любви и почести — я, которая была Удачей легионеров, ты помнишь? Все просто. Ты знаешь, что в порту недолго стоял корабль северян. Ты наверняка их видел. Может, пару раз выпивал в той же гостинице, что и они. Ну, а мне было любопытно. Меня всегда тянуло узнать об окружающем мире, тех чудесных королевствах, которые я никогда не увижу. В обличье мальчика я завязала знакомство с их капитаном, показывала ему Ис, слушала его рассказы о далеких рискованных предприятиях.

С моей стороны это было опрометчиво, да, но жизнь была так пуста, но он казался человеком таким же благородным, каким тяжким был его путь. К тому же я была уверена, что он думает, будто я мальчик. Поэтому у меня не возникло страха, когда он нашел… — она прервалась и заголосила. — … предлог войти в эту комнату — сказал, что у него для меня подарок, но…

Он с мукой крикнул.

— Нет!

— Да, — сказала она. — Смотри. — Она подняла руки, отчего рукава сползли, и обнажились синяки, которые все еще были видны. — Снова и снова. Это был кошмар, от которого я не могла проснуться, пока наконец я не упала в обморок. Потом он ушел, собрал команду и уплыл.

— И никто не слышал, и — и не встревожился?

— Я не могла им сказать. Умоляю тебя, и ты с ними не говори. Оставь но мне клочок гордости.

— Дахут…

— Я бы может быть за тобой и не послала. — Продолжала она так же без выражения. — Но разве у меня еще кто-нибудь есть?

— Что я могу сделать?

Дахут слегка пожала плечами и улыбнулась.

— Беги, если хочешь, — тоскливо сказала она. — Я пойму. Ты чист. Но если в сердце у тебя что-то есть, проведи некоторое время с этой развалиной, и тогда я буду лелеять воспоминание, несмотря на то, что мне предстоит перенести.

— Что вы должны перенести? Никто кроме меня не узнает. Из меня это не выбить даже под пытками.

— Боги знают. И я, сны которой ты посещаешь, Будик, я, что навсегда тебя потеряла. И… узнает тот, кто убьет в конце концов моего отца. Я должна прийти в его постель девушкой, я, незамужняя. Когда он узнает… — что ж, я, конечно, надеюсь, что мой отец будет править еще долгие годы.

— Вы — о, Дахут, — неужели вы подумали, что для меня, из всех мужчин, вы будете казаться хуже оттого, что… потому что вам причинило боль чудовище? — Он сжал пальцы в кулак. — Если б я поймал его, то дюйм за дюймом предал бы огню! Но я, я могу лишь сказать, что люблю тебя, Дахут.

Они обнялись и поцеловались.

— Не робей, — мягко вскрикнула она. — Очисти меня от него.

И снова, и снова.