в ответ – энтузиазма отправиться в крестовый поход у него было не больше, чем у их отца. Он обрадовался, когда Рихенца отвлекла внимание от него, спросив, кого же тогда германцы выберут императором.

– Расскажи ей о своих соображениях, дядя, – попросил Отто, и Ричарду пришлось согласиться.

Он считал, что их старший брат Генрик станет прекрасным выбором. Рихенца согласилась, и они с Отто опять обнялись. Слушая их краем уха, Джон наблюдал за племянником и думал – как жаль, что Отто не старший брат Генрика, ведь если бы имперскую корону предложили ему, он больше не был бы претендентом на английский трон. Ричард в присутствии Джона говорил, что Генрик уехал в Святую землю раньше отца, и многое будет зависеть от того, что предпримет единственный оставшийся в живых брат Генриха, Филипп. По мнению архиепископа, он объявит, что поддержит своего юного племянника Фридриха, однако, все знакомы с пророчеством из Писания: «Горе тебе, о земля, когда царь твой отрок»[13], – и Филипп скорее всего не устоит перед соблазном взойти на престол.

Джон изучающе смотрел на племянника и удивлялся, как может Отто так радоваться за брата и не хотеть короны для себя. Но, кто бы ни оказался в конце концов на германском троне, самому Джону следует оставаться в фаворе у Ричарда.

– Мы с прошлой ночи пьем за смерть Генриха, но нам надлежит пить за легендарную удачу моего лорда брата, – произнес он громким голосом. – Для него это был золотой год: сначала пленение епископа Бове, потом унижение французского короля графом Фландрии, а теперь и кончина германского императора.

– Это не удача, – неожиданно возразила Беренгария. – Такова Божья воля. Эти люди посмели заключить в тюрьму короля, принявшего крест. И смотрите, что с ними стало. Герцог Австрийский умер воистину ужасной смертью. Епископ Бове утратил свободу. А теперь сражен и император Германии. «Велик день Господень и весьма страшен, и кто выдержит его?»[14]

Ричард не мог не подумать, что «день Господень» задержался с приходом. Однако он наступил, и Ричард надеялся, что французский король не получит больше ни минуты покоя. Леопольд Австрийский. Бове. Генрих. Как же Филиппу не бояться, что он станет следующим, на кого падет гнев Божий?

* * *

Спустя четыре дня после Рождества Беренгария исполнила обет, данный ею Всевышнему в благодарность за Божий суд над германским императором. Повозки нагрузили шерстяными одеялами, мешками зерна и муки, дровами и свечами, рулонами ткани и кувшинами с медом. Сама Беренгария и ее эскорт направились в монастырь Саль-о-Пуль, расположенный к юго-западу, недалеко от города. Только у одной из ее фрейлин хватило смелости вызваться сопровождать королеву, поскольку им предстояло посетить лепрозорий, больницу для знатных женщин, пораженных самой страшной из всех болезней – проказой.

У ворот Беренгарию встретила аббатиса с несколькими монахинями, которые горячо поблагодарили ее за щедрость. Конечно, королева не вошла внутрь, не общалась с несчастными обитательницами монастыря. Прокаженных строго изолировали – их болезнь считалась очень заразной, некоторые даже боялись, что она может передаваться через дыхание одним воздухом. Беренгария могла только восхищаться смелостью этих монахинь и решила добавить их к списку тех, за кого возносила молитвы Всевышнему.

Пообещав аббатисе, что скоро вернется снова, королева отправидась в город, где потребовала, чтобы рыцари сопроводили ее к собору. Там она поставила свечи за своих родителей, нянюшку, и за тех бесстрашных монахинь, а также за души всех содержащихся в лепрозории. После этого она помолилась за скончавшегося прошлой весной епископа Пуатусского. Уже ходили слухи, что у его гробницы совершаются чудеса, и Беренгария надеялась, что он, в конце концов, будет канонизирован, и смиренно вспоминала о том, что с этим святым человеком ее связывали дружеские отношения. Закончила женщина молитвой за отца своего мужа. Сегодня была годовщина смерти архиепископа-мученика Томаса Кентерберийского, и она всегда в этот день молилась за душу Генриха, чувствуя, что ему теперь наверняка очень нужны молитвы.

Когда она вернулась в замок, то едва переступив порог большого зала, сразу поняла – что-то стряслось. От рождественского веселья не осталось и следа. Разговоров почти не было слышно, царило подавленное молчание. Несколько человек, находившихся в зале, казались растерянными, а слуги, снующие между ними, выполняя свою работу, старались не привлекать внимания. Не было видно ни Ричарда, ни его матери, ни большинства высокородных гостей. Стараясь справиться с растущей тревогой, Беренгария оглянулась, ища знакомые лица, и, увидев вошедшую в зал графиню Омальскую, немедля направилась к ней.

– Такая трагедия, – произнесла графиня прежде, чем Беренгария успела сказать хоть слово. – Я как раз была с королевой. Она безутешна, и не только из-за его смерти, но и из-за горя, которое это принесет его матери. А король… его словно ранили в грудь арбалетной стрелой. Он…

– Ты о чем? – перебила ее Беренгария, охваченная худшим из страхов – страхом перед неизвестностью. – Скажи, что случилось?

– Ты не знаешь? Король получил письмо от архиепископа Тирского. Погиб племянник Ричарда Генрих, граф Шампанский.

Беренгария прижала ладонь ко рту. Она нежно любила Генриха, который был словно ниспослан богом женщинам во время их пребывания в Святой земле. Красивый, умный, мужественный, всегда с улыбкой на устах и к тому же абсолютно преданный ее мужу, Генрих являлся одним из немногих французских баронов, отказавшихся обращать внимание на коварство епископа Бове и герцога Бургундского. Внезапно задрожав, Беренгария позволила Хавизе усадить ее. Генриху исполнился всего тридцать один год. Как вышло так, что столь энергичная, радостная жизнь погасла, словно пламя свечи?

– Что… что случилось? Убит сарацинами?

– Нет, произошел несчастный случай, странное происшествие, совершенно непредсказуемое. Он погиб, упав с балкона дворца в Акре. Видимо, балкон внезапно обрушился.

– Боже…

Теперь, когда прошло первоначальное потрясение, Беренгария подумала и про других. О молодой жене Генриха Изабелле, королеве Иерусалимской. Об их маленькой дочери. О христианах Утремера, наверняка потрясенных гибелью Генриха. Граф не желал брака с вдовой Конрада Монферратского, ведь это означало вечное изгнание из его любимой Шампани. Но он согласился, поскольку в этом нуждалось его королевство. И Бог наградил Генриха, даровав ему любовь к новой жене. Горло Беренгарии сжалось при воспоминании о том, как счастливы были Генрих и Изабелла. Пять лет… Это все время, что они пробыли вместе. Почему Господь допускает такое? Она понимала, что не