больше ни стыда, ни скованности. После того, что он сделал с ней, это было бы просто нелепым. Она поймала себя на мысли, что рассматривает его так же пристально, как незадолго до этого делал он. Больше всего ее поразило, что он оказался совершенно безволосым. Его тело было мягким, гладким, словно у женщины, и совершенно непохожим на мускулистое и крепкое тело Пенрода или Райдера. И даже его мужская плоть оказалась совсем другой – несмотря на возбуждение, ровной, с обнаженной округлой головкой. Размеры члена не поражали воображения, но внушали странное ощущение детской невинности и непосредственности, породив в ней удивительные, словно бы материнские чувства.

– Какой хорошенький! – невольно воскликнула она и тут же испугалась, что он воспримет уменьшительное слово как знак несовершенства своего мужского достоинства, оскорбительного для человека такого высокого положения. Но страхи оказались напрасными. Врожденные женские инстинкты не подвели ее и на этот раз. Махди великодушно улыбнулся, а Ребекка вспомнила подробные наставления Назиры. – Мой господин, – тихо сказала она, – вас не оскорбит, если я повторю то, что вы сделали со мной? Для меня это была бы неслыханная честь, о которой я не смею и мечтать.

Он расплылся в широкой улыбке, обнажив все свои редкие зубы.

Поначалу она вела себя скованно, неловко и неумело. По всей вероятности, Махди счел это еще одним доказательством невинности и начал направлять ее. А когда она наконец доставила ему явное удовольствие, он ответил ей тихим мычанием, ласковым шепотом и сладострастными стонами, которые прерывались лишь когда ее усердие становилось чрезмерным. Она была так поглощена происходящим, что вдруг ощутила свою власть над этим человеком, ту самую власть, о которой всегда мечтает женщина. Постепенно он стал подталкивать ее к более энергичным движениям, ускоряя темп, потом выгнулся дугой и выплеснул в нее доказательство своего полного и безусловного наслаждения. Это произошло так быстро, что Ребекка растерялась, но вспомнила слова Назиры – «проглоти это быстро, и дело с концом».

* * *

Пенрод Баллантайн скрывался в темных улочках, переулках и аллеях Омдурмана, как мелкая рыбешка в мутной воде Нила. Он часто менял одежду и внешность, становясь то погонщиком верблюдов, то покорным попрошайкой или сумасшедшим, который, дергая головой, таращит на окружающих безумные глаза. Тем не менее он прекрасно понимал, что не может до бесконечности находиться в городе, не привлекая к себе внимания, поэтому в конце каждой недели старался покинуть опаленный солнцем Омдурман. Однажды устроился погонщиком верблюдов к какому-то торговцу, обошел селения вдоль реки и продал там несколько животных. Потом нанялся на торговое судно, доставлявшее товар вверх по Голубому Нилу до границ Абиссинии.

А возвращаясь в Омдурман, строго придерживался правила не ночевать дважды в одном и том же месте и, по совету Якуба, не искал встреч с Назирой или другими людьми, которые могли бы его узнать. Даже со стариком Вадом Хагмой общался только через Якуба.

Подготовка к спасению Ребекки шла полным ходом, и общий план операции был давно составлен. Как и следовало ожидать, Вад Хагма столкнулся со множеством затруднений, разрешить которые можно было только с помощью немалых денег и огромного терпения. Каждый раз, когда Якуб приносил ему сообщение от дядюшки, это означало новые расходы на покупку верблюдов, провианта и подкуп важных чиновников и охранников во дворце Махди. Солидная сумма, хранившаяся в ремне Пенрода, быстро таяла, и вскоре он остался ни с чем. Недели переходили в месяцы, а дело стояло на мертвой точке. Его посещали безумные мысли молниеносно напасть на дворец Махди, освободить пленниц и умчаться с ними в сторону египетской границы, но он прекрасно понимал, насколько бесполезны и опасны эти попытки. Зенана Махди была практически недоступна без помощи внутренней охраны, а дервиши с каждым днем усиливали контроль над чужаками, въезжающими в Омдурман. Сам Пенрод еще мог худо-бедно передвигаться по городу, но вырваться из него вместе с несколькими женщинами было практически невозможно. Для этого требовалось подкупить слишком многих охранников, обезопасив себе путь на свободу.

После долгих размышлений и поисков он нашел небольшую пещеру на склоне невысокого холма, расположенного в пустыне в нескольких милях от города. Некогда здесь располагалось убежище для религиозных монахов-отшельников, но сейчас все они ушли в мир иной, а само это место почиталось настолько священным и неприкосновенным, что Пенрод мог чувствовать себя здесь в полной безопасности. В дальнем конце пещеры находился небольшой родник. Кроме того, Пенрод купил небольшое стадо коз, создавая впечатление, будто он местный пастух и занимается исключительно своими животными. От пещеры до Омдурмана можно было дойти за два-три часа, что позволяло регулярно поддерживать связь с Якубом, который каждую ночь приносил ему свежие новости и еду.

Якуб часто оставался в его пещере на несколько дней, и Пенрод был рад его обществу. Он не мог носить с собой европейскую саблю, полученную от майора Гардинга в Метемме, поскольку та неизбежно привлекла бы внимание посторонних, поэтому зарыл ее в песок у входа в пещеру, откуда мог в любой момент достать, чтобы потом передать жене майора. Он попросил Якуба принести ему широкий суданский меч, с которым упражнялся каждый божий день.

С приходом Якуба они выходили на небольшую площадку позади пещеры, где их никто не мог увидеть, и начинали поединок на мечах. В конце концов он достиг такого искусного владения новым оружием, что бедный Якуб валился с ног после нескольких часов тренировок и обливался потом, не находя сил для продолжения поединка.

– Хватит, Абадан Риджи! – молил он хриплым голосом. – Клянусь священным именем Аллаха, никто в этих краях не устоит перед вашим мечом. Вы стали настоящим властелином длинного клинка.

Сложив оружие, они присели у входа в пещеру.

– Что говорит твой дядя? – спросил Пенрод, заранее зная, что ничего путного не услышит. Если бы Якуб имел хорошие новости, то выложил бы их, едва появившись.

– Мой дядя познакомился с визирем Махди и обо всем договорился. Но три дня назад этот визирь впал в немилость у своего господина. Он украл из государственной казны немного денег, и Махди приказал отрубить ему голову. – Якуб огорченно махнул рукой, но, увидев, что лицо его господина потемнело от ярости, поспешил заверить: – Не стоит отчаиваться! У нас есть еще один человек, который занимает более важное положение при дворе. Он отвечает за женскую половину дворца. И готов