13. Станица, четыре года назад

Только вернулся из Новочеркасска, где в юнкерском казачьем училище три месяца после окончания гимназии вместе с двумя десятками лучших выпускников с Кубани проходил специальную программу для получения первого офицерского звания – подхорунжий.

Изучали устройство Российской империи, основы законодательства и судопроизводства. Структуру российской армии. Уставы – строевой и сторожевой, дисциплинарный. Для инфантерии, кавалерии и артиллерии. Сдавали испытания по стрельбе, вольтижировке, джигитовке. Рубили лозу. Учились фехтовать на эспадронах, ходить и скакать строем, а также правильно подавать команды. Ученье длилось по шестнадцать часов в день. Практические занятия всем кубанцам были хорошо известны, а вот теорию приходилось зубрить во время практики. Во время конных упражнений или стрельбы в голос повторяли: «Направление, не перпендикулярное к линии фронта, а составляющее с нею угол в 45°, называется облическим направлением». «По команде “Трубач на место” он становится на шаг от задней шеренги, за четвертым рядом с левого фланга взвода». «Равняться следует так, чтобы каждый всадник видел грудь третьего от него человека, а стременем чувствовал товарища своего со стороны равнения».

И вот, вернувшись в родную станицу с офицерскими погонами с одной звездой, ну как звездой – звездочкой, расцеловал плачущую маму и ковырявшего ногтем звездочку младшего братишку.

– А что, мамо, может, друзей-братов в шинок повести?

– Да что ж, сынку, я вас в хате не накормлю? Виноградного вина на всю станицу хватит, да и хлебного пара глечеков в погребе. Пока всех соберешь, мы с Катериной наготовим, до утра закуски хватит. Мишка, беги кликни тетю Катю, да и Клавку пусть возьмет.

– Да удобно ли, мы же шуметь будем, песни спивать…

– А мы подпоем, ты не боись, когда надо, тогда и пидмогнем, что я, батьке твоему и его братам столы не накрывала?! На улице сядете возле летней печки, дерите глотки, нехай все соседи обзавидуются.

– Мишка, коня не расседлал?

– Шо я, нэ знаю, что зараз ухамыляешь?

– Правильно говорить «что», а не «шо».

– Слухаю, господин подхорунжий!

– Ладно, лети к соседке. Я быстро, мамо.

– Правильно говорить «мама», – влез братишка.

– А ну гэть к соседке, да и дядьке Апанасу шепни, чтоб пришел, стаканчик-другой перекинул.

– А не помешает он вам, сынок?

– Дык тетка Катерина быстро его домой наладит, хоть бы второй стакан успел выпить.

– Это вы всегда успеваете, моргнуть не успеешь. Ты уж, сынок…

– Знаю, мамо, офицер!

Тут на улице появился конный. Наметом летел. Просто так никто так пылить не будет, я вышел со двора, конник осадил лошадь, накрыв нас облаком дорожной пыли, мелкой, как женская пудра.

– Здорово, Билый, хорошо, что вернулся и конь у тебя под седлом. Зараз вооружайся, в шинке найдешь Гамаюна, бери его десяток и живо в Яшкину балку, залогу делать. Через час мы абреков туда загоним.

Посыльный казак развернул коня и вмиг оставил после себя лишь пыльный столб. Ватага абреков шла коробчить что плохо лежит через плавни, их обнаружили, но оттеснить в плавни не получилось. Теперь их гнали в сторону от станицы в густой лес. Яшкина балка и укроет, и выведет прямо в бурелом, а там разбегутся поодиночке – и поминай как звали. Знать бы, какими силами идут, хватит ли одного отделения.

– Готовьте стол, мамо, я быстро.

Шинок встретил запахами квашеной капусты, селедки, чего-то кислого, неприятного. Хорошо, что мама настояла дома отметить. Пятеро казаков сидели, видать, давно. Двое чужих, остальные станичники. Мое волнение, пыл, мол, «скорее, скорее», разбились об абсолютно пьяного Гамаюна. Он смотрел на меня какими-то стеклянными глазами и, кажется, не узнавал. Кончики пышных черных усов загнуты вверх, борода в колечках-завитушках, лицо неподвижное, как у покойника. Потом в его голове что-то случилось: – Билый, Микола, не рановато тебе по шинкам шастать? Але поручение какое имеешь? А чего такой парадный, праздник какой, а мы не знаем?

– Господин вахмистр, – начал я казенным голосом, – прошу выйти, имею поручение передать вам приказ.

Покачиваясь, Гамаюн вышел со мной на улицу.

– Сполох! Господин вахмистр, – в двух словах передал все, что знал.

– Не вышло, стало быть, в плавни оттеснить. Зараз исправим.

Я взлетел в седло, Гамаюн схватился за стремя, и мы двинулись, постепенно набирая скорость. Четверти часа не прошло, отделение мчалось к условному месту. За полверсты свернули с пыльного шляха и через редкий чигирь направились к середине балки, но в перпендикулярном направлении. Спустившись почти на дно балки, казаки передали лошадей двум коноводам, побежали занимать свои давно обжитые позиции. Протрезвевший Гамаюн, дыхнув густым перегаром, повел на свой командирский номер на другой стороне балки. Склоны заросли орешником, молодыми дубками и кизилом.

– Разведку пропускаем, как рукой махнешь, казаки палить зачнуть. Твой всадник третий, если в два ряда поскачуть – третий левый.

– Степан Никифорович, ваш десяток, вам и команду давать.

– Давай, подхорунжий, – разглядел погон все-таки. – Видишь, я сегодня негожий. Хорошо, что все заранее наладили.

– Чего гуляли-то, вроде праздника нет.

– Шапари вчера к ночи приехали на двух фурах, с утра кабана своего им продал. – Он крутнул себя за перебитый когда-то нос. – Им хорошо, и я доволен, ну и обмыли, конечно. Валун видишь круглый, как шапсугский сыр? Как передний поравняется – махнешь рукой и бей.

Лег поудобней, обмахнул папахой пыль с ружья, прицелился. Отличная позиция. Положил пистоль под правую руку. Я готов.

– Степан Никифорович, в Новочеркасске офицер новый пистоль показывал, револьвер называется. Пять пуль с медной гильзой вставляешь, капсюля надеваешь, и пять раз можно выстрелить.

– Слыхал. Патронов не накупишься. Дорого пока.

В сшибках я бывал не раз, но сейчас чего-то морозило. Руки не тряслись, но внутри немного потряхивало. Первый бой офицером. Опозориться нельзя. Пойдет сперва по станице, а там и по камышам: «У такого батьки сынок-то квелый».

14. Залога в Яшкиной балке

Сперва просигналили птицы, затем ухо услыхало топот копыт.

Первым чертом влетел заросший по глаза худой черкес, возле круглого валуна придержал лошадь, поднял ее на дыбы.

«Ты смотри, чертяка, хай бесы заберуть всю его родню, что творит». Не опуская передние копыта, повернул по кругу коня. Сам из-под густых бровей внимательно осмотрелся и зарысил дальше. А что он, собственно хотел увидеть? Стоящих в рост пластунов, отдающих ему честь?! Да тут в двух шагах пройдешь и никого не увидишь! Дальше балка поворачивала, и лихой абрек скрылся из виду, а вот и товарищи его появились.

Руку вверх, огонь. Схватил ружье, пальнул в третьего с ощущением, что промазал, как-то мой абрек быстро упал на