– Конечно, боялась, - отозвалась она, даже и не пытаясь скрывать, что горло у нее перехватывает от волнения. - Боже мой, Майкл, я просто поверить не могу… ты представить себе не можешь, как я… ах, да что там!

Он понятия не имел, что она хотела этим сказать, но догадывался - что-то хорошее.

Она вскочила на ноги, так что спинка стула ударилась о стену. Возле чашки с бульоном лежала салфетка, она схватила эту салфетку и промокнула глаза.

– Фрэнни? - шепотом позвал он.

– Ты такой - как все мужчины! - сердито сказала она. Он только брови поднял при этом обвинении.

– Тебе следует узнать, что я… - Но она не договорила.

– Что, что, Франческа?

Она тряхнула головой и сказала:

– Не сейчас! - Причем ему показалось, что обращалась она скорее к себе, чем к нему. - Скоро, но не сейчас.

Он захлопал глазами.

– Прости, я не понял - что?

– Мне нужно пойти кое-куда, - ответила она кратко и даже резко. - Мне нужно кое-что сделать.

– В полдевятого утра?

– Я скоро вернусь, - сказала она и поспешила к двери. - Никуда не уходи.

– Ах, какая досада! А я-то собирался съездить к королевскому двору, - попытался он разрядить ситуацию шуткой.

Но Франческа была так занята своими мыслями, что даже не сочла нужным упрекнуть его за неуместный юмор.

– Я скоро, - сказала она. Странно, но слова ее прозвучали как обещание. - Я скоро вернусь.

Все, что он мог, - это пожать плечами, глядя на закрывшуюся за ней дверь.

…Я не знаю, как сказать это, более того, не знаю, как новость эта будет тобой воспринята, но мы с Майклом поженились три дня назад. Я не знаю, как описать события, которые привели к нашему браку, могу только сказать, что нам обоим этот шаг казался правильным. Я хочу, чтобы ты знала, что это ни в коей мере не умаляет любви, которую я питала к Джону. Джон всегда будет занимать в моем сердце особое и важное место, так же как и ты…

Из письма графини Килмартин вдовствующей графине Килмартин, написано три дня спустя после ее бракосочетания с графом Килмартином.

Четверть часа спустя Майкл почувствовал себя значительно лучше. Не хорошо, разумеется - далеко еще было до его нормального состояния, - но лучше. Должно быть, бульон подкрепил его, так же как и разговор с Франческой, так что когда ему пришлось встать, чтобы воспользоваться ночным горшком, он обнаружил, что держится на ногах тверже, чем можно было ожидать. Справившись с главной задачей, он устроил себе импровизированную «ванну» - попросту обтерся влажным полотенцем. И после того как натянул чистый халат, почти почувствовал себя снова человеком.

Он вернулся к кровати, но не захотел снова ложиться в пропитанную потом постель, а потому позвонил, вызывая прислугу, и уселся в кожаное вольтеровское кресло, повернув его так, чтобы можно было смотреть в окно.

На улице светило солнце. Неплохо для разнообразия! Обе недели, которые он провел женатым человеком, погода стояла отвратительная. Его это не слишком расстраивало, так как молодожену, который, подобно ему, проводил столько времени в спальне с молодой женой, было совершенно безразлично, светит на улице солнце или идет дождь.

Но сейчас, поднявшись с одра болезни, он с удовольствием наблюдал за тем, как веселое солнце играет на росистой траве.

Какое- то движение за окном привлекло его внимание. И он с удивлением понял, что это Франческа спешит куда-то через лужайку. Она была слишком далеко, чтобы он мог рассмотреть ее как следует, но он заметил, что она укутана в самый свой удобный плащ и, кажется, несет что-то в руках.

Он вытянулся вперед, чтобы разглядеть получше, но она уже исчезла из виду, скрывшись за живой изгородью.

И тут в комнату вошел Риверс.

– Вы звонили, милорд?

Майкл обернулся к своему камердинеру.

– Да. Нельзя ли поменять мне белье?

– Разумеется, милорд.

– И… - Майкл собирался сказать, чтобы ему приготовили ванну, но почему-то вместо этого спросил: - Ты, случайно, не знаешь, куда направилась леди Килмартин? Я увидел ее в окно, она шла через лужайку. Риверс покачал головой:

– Нет, милорд. Миледи не посвящала меня в свои планы, однако Дэвис сказал мне, что миледи приказала садовнику срезать для нее в теплице цветы.

Майкл кивнул, мысленно отметив, сколько людей передавали друг другу эту новость. Следует впредь с большим вниманием относиться к наблюдательности прислуги - и к скорости распространения слухов в ее среде.

– Цветы… - проговорил он. Вот что она, должно быть, держала в руках, когда он заприметил ее, идущую через лужайку.

– Пионы, - пояснил Риверс.

– Ах, пионы, - отозвался Майкл и так заинтересовался, что даже вперед подался в своем кресле. Пионы были любимыми цветами Джона и на их свадьбе стали основным украшением букета Франчески. Даже странно, что он помнит эту свадьбу в таких деталях. Но действительно, хоть он ушел и страшно напился, едва только Джон и Франческа покинули гостей, он помнил эту свадьбу с ослепительной ясностью.

Платье на ней было голубое. Светло-голубое, как лед на изломе. А в руках у нее был букет пионов. Пионы тогда пришлось добывать оранжерейные, но Франческа настояла.

И внезапно он понял, куда она пошла, кутаясь в плащ от холодного утреннего воздуха.

Она пошла на могилу Джона.

Майкл посетил это место только один раз после своего возвращения, и он пошел туда один. Это было через несколько дней после того странного момента, который он пережил в своей спальне, когда он вдруг понял, что Джон одобрил бы его брак с Франческой. Более того, порой ему казалось, что Джон, пребывающий где-то там, наверху, весело посмеивается, наблюдая за ними.

И как было не задаться вопросом: а не почувствовала ли Франческа того же? Может, и она осознала вдруг, что Джон желал бы их брака? Ради счастья их обоих?

Или ее по-прежнему мучит чувство вины?

Майкл поднялся с кресла. Он-то знал, что такое чувство вины, как оно грызет сердце и томит душу. Он знал эту боль, знал, что она разъедает человека, как кислота.

И он не хотел, чтобы Франческа испытывала это чувство. Ни за что. Никогда.

Пусть она не любит его. И возможно, никогда не полюбит. Но сейчас она гораздо счастливее, чем была до того, как они поженились, в этом он был уверен. И если ее станет терзать стыд за то, что она стала счастливее, то он… он этого не переживет.

Джон желал бы, чтобы она была счастлива. Джон желал бы, чтобы она любила и была любима. И если Франческа никак не может понять этого…

Майкл принялся торопливо одеваться. Может, он и слаб, может, у него еще жар, но до кладбища при часовне он как-нибудь доберется. Пусть это убьет его, но он не допустит, чтобы она погрузилась в ту же пучину отчаяния, в которой сам он страдал так долго.