Кверон кашлянул и вмешался.

– Ваша милость, преподобные отцы, я думаю, что сейчас полезно узнать причину, по которой Гьюэр поступил на службу к епископу Каллену. В этом рассказе заключено первое чудо, которое мы намерены доказать.

– Чудо? – воскликнул архиепископ Орисс. – Вы хотите сказать, что этот.., этот юноша попал к Каллену благодаря чуду?

– Гьюэр, расскажи преподобным отцам, что случилось, – спокойно произнес Кверон.

Гьюэр поднял голову, уставившись куда-то в пространство, и Камбер понял, что воспоминания будут безупречны. Кверон позаботился об этом.

Он откинулся на спинку кресла, решившись терпеливо принять все. Это будет посерьезнее, чем Камберу казалось сначала, потому что Кверон наверняка отлично вышколил своего свидетеля. Теперь оставалось надеяться, что именно это и станет ловушкой для Кверона – чересчур ясные и убедительные воспоминания скорее всего покажутся сомнительными. Но обольщаться надеждами, что Кверон перестарался, не стоило.

– Это случилось в ночь похорон лорда Камбера, – Гьюэр сначала лепетал, потом твердость и решительность появились в голосе. – Многие могут подтвердить, что смерть Камбера повергла меня в отчаяние. Той ночью я плакал у его гроба и никак не мог уйти. Должно быть, я пробыл там уже несколько часов, когда пришел отец Каллен и увидел меня. Думаю, стражники беспокоились и просили узнать, что со мной.

Захваченные рассказом, слушатели перевели дух.

– Он отвел меня в комнату, принадлежащую брату Йоханнесу, который был в то время его камердинером. Он и Йоханнес попытались заставить меня заснуть. Я.., думаю, они боялись оставить меня одного из страха, что я могу что-то сделать над собой. Много из происшествий того вечера помню неясно.

Как бы там ни было, я не мог заснуть, пока отец Каллен не дал мне подогретого вина. Позже я понял, что в нем, должно быть, было снотворное. Не знаю, как долго я спал.

Когда Гьюэр замолчал, чтобы восстановить дыхание, Кверон слегка развернулся к рассказчику. В его глазах горел огонек беспокойства. Казалось, Гьюэр не заметил этого.

– Тем не менее я чувствовал себя вполне уверенно для того, чтобы осмыслить случившееся, – продолжал Гьюэр. – Я помню, что проснулся и понял, что лежу в одеялах, что выпитое мной вино, наверное, было сдобрено каким-то зельем, но был спокоен. Потом я неясно ощутил присутствие кого-то еще, как будто дверь в комнату открылась и закрылась, хотя я этого не слышал.

Открывая глаза, я ожидал увидеть брата Йоханнеса или отца Каллена. Но брат Йоханнес мирно спал в кресле у камина, и когда я повернул голову к двери, я.., в тот же момент понял, что это был не отец Каллен.

Он сглотнул и на мгновение закрыл глаза, набираясь сил, чтобы произнести следующие слова. Но прежде Кверон положил правую руку на шею Гьюэра, а левой рукой провел по глазам юноши. Гьюэр выдохнул и расслабился, делаясь совершенно спокойным. Когда Кверон убрал руку, голова Гьюэра поникла на грудь.

Глубоко вздохнув, Кверон взглянул на Джеффрэя. Густые ресницы бросали тень на его карие глаза, правая рука лежала на плече Гьюэра.

– Ваша милость, я прошу прерваться на минуту, чтобы предложить лучший способ рассказать о случившемся, чем слова. С согласия вашей милости я бы хотел показать, что случилось с Гьюэром в ту ночь.

Шепот удивления прокатился по залу, и Камберу показалось, что он видит едва заметную улыбку на губах Джеффрэя. Он даже подумал, не сговорились ли Джеффрэй и Кверон заранее, несмотря на то, что говорил архиепископ.

Нет, это невозможно. Даже Кверон не был способен на такое. Или был?

– Прошу вас, расскажите нашим братьям, что вы имеете в виду, – спокойно сказал Джеффрэй. Кверон поклонился.

– Как известно вашей милости, но не всем здесь присутствующим, Орден святого Гавриила учит одной процедуре, благодаря которой опытный дерини может проникнуть в память другого и создать видимый образ его воспоминаний. Мы, Целители, иногда используем это для лечения определенных болезней ума. – Он обратился к публике. – Эта процедура не совсем волшебство, хотя, судя по всему, доступна только дерини и не опасна ни для пациента, ни для Целителя, ни для зрителей, несмотря на то, что Целителю приходится затрачивать много энергии. Если разрешит его милость, вы сможете увидеть происшедшее в ту ночь с Гьюэром своими глазами.

Послышался шепот страха и удивления, нервный кашель и шорохи задвигавшихся людей. Потом наступила тишина, и взгляды собравшихся обратились к Джеффрэю.

– Заприте двери, – распорядился архиепископ. – Нам не помешают. Отец Кверон, можете начинать.

Потому что ты будешь Ему свидетелем пред всеми людьми о том, что ты видел и слышал.

Деяния святых Апостолов 22:15

Когда глашатай архиепископа убедился, что дверь заперта, и поставил на стражу двоих рыцарей церкви, Кверон указал своей братии на места в первом ряду. Теперь в центре комнаты остались только они с Гьюэром. Камбер нерешительно ерзал в кресле. Его лицо выражало волнение и напряжение, не большее, чем у прочих, но сознание бурлило, переполненное безрадостными мыслями.

Разумеется, ему доводилось слышать о том, что предлагал Кверон, но он никогда не видел этого. Камбер был уверен, что Рис наверняка знал это таинство, так как одно время обучался своему искусству в Ордене святого Гавриила и пользовался славой одного из самых опытных молодых Целителей Гвинедда.

Камберу никогда не приходило в голову попробовать это таинство самому, так как он не был ни Целителем, ни гавриллитом. Заинтригованный и обескураженный, он ожидал увидеть наяву отражение своих действий в сознании другого. Кверон, отлучившись ненадолго, появился рядом и расстелил на полу плащ, должно быть, имитируя постель для Гьюэра. Такое соседство стесняло, не давало сосредоточиться и исключило контакт с Йорамом.

Кверон подвел послушного Гьюэра к плащу и уложил лицом к Камберу и Юстасу. У Камбера шевельнулось подозрение, что выбор места был не случаен, потому что Алистер Каллен уже упоминался как прямой участник событий. Разумеется, Кверон не мог знать его истинной роли, но, очевидно, хотел проследить реакцию того, кто был связан с чудесным посещением Гьюэра. Камберу оставалось только признать за Целителем-священником дар предвидения. Не следовало недооценивать Кверона Кайневана.

Сидевший рядом с ним Йорам почти восстановил душевное равновесие. Он был полностью во власти своей обычной любознательности, готовясь стать свидетелем деринийского искусства, никогда прежде не виданного. Йорам подался вперед, недавние страхи уступили место интересу. Он знал цену «чуду», знал, как обставлял его Камбер, но искушение увидеть все глазами того, перед кем разыгрывался спектакль, было слишком велико, Йорам никогда не одобрял склонности отца к авантюрным приемам и, несмотря на неприятие, всегда любовался совершенством, с которым Камбер ухитрялся делать все. Йораму сейчас просто не пришло в голову, что если и на этот раз исполнение безупречно, то, увидев это при помощи Кверона, все признают «чудо» и никто не усомнится.