ныне мне возраст мешает.

О Перифанте, в бою победившем кентавра Пирета,

550 Или об Ампике что расскажу, который Оэкла

Прямо в лицо проколол неокованным древком терновым?

Пелефронейца сразил Эригдупа, рожон ему всунув

В грудь, Макарей, — вспоминаю, и я в подбрюшье Кимелу

Вставил большое копье, что было завещано Нессом.

555 Ты не подумай, что мог лишь грядущие судьбы пророчить

Ампика детище, Мопс. Мопс дрот метнул, и на землю

Пал двоевидный Одит, говорить он напрасно пытался:

Был к подбородку язык, подбородок к гортани приколот.

Гибели предал Кеней пятерых, Антимаха, Стифела,

560 Брома, Гелима сразил и двуострой секирой Пиракма.

Вспомнить я ран не могу; имена ж и число я приметил.

Но вылетает Латрей, облаченный в доспехи Галеза,

Коего он умертвил, — и руками и телом огромен.

Возрастом был уж не юноша он, но еще и не старец:

565 Силен по-юному был; а виски сединой уж пестрели.

Шлемом своим и щитом, своей македонской красуясь

Пикой, лицом обратясь к обоим враждующим станам,

Вот он оружьем потряс и, по-конски прошедшись по кругу,

Бросил такие слова, горделивый, в пустое пространство:

570 «Я ли, Кенида, тебя потерплю? Век женщиной будешь,

Прежней Кенидою ты для меня. Тебя не смущает

Происхожденье твое? Позабыла, за дело какое

Ты, как награду, мужской получила обманчивый образ?

Вспомни, кем ты родилась и что испытала. Иди же,

575 Сядь за корзинку свою; знай пальцем верти веретенце, —

Битвы мужчинам оставь!» Пока говорил он так дерзко,

В беге растянутый бок Кеней разорвал ему дротом

В месте, где муж сочетался с конем: и завыл он от боли,

В лик без забрала копьем он филейского юношу ранит;

580 Но отскочило копье, как градины скачут от кровли

Иль если камешком кто в игральную кинул лопатку.

Вот подступает кентавр и пытается в бок его твердый

Меч свой вонзить. Но мечу преграждается в тело дорога.

«Нет, не сбежишь ты! Падешь, серединой меча перерублен,

585 Коль острие притупилось!» — сказал и меч направляет

Наискось, сам же врага захватил уже длинной рукою.

Громко удар застонал, словно было из мрамора тело,

И разлетелось в куски лезвие, об шею ударясь.

И, удивленному дав насмотреться на здравые члены, —

590 «Ну-ка, — промолвил Кеней, — о твои телеса испытаем

Наше оружье!» — и вмиг в плечо свой меч смертоносный

До рукояти вонзил и в мясе задвигал вслепую:

Руку не раз повернул и ранами рану умножил.

Вот, во весь голос крича, полузвери бросаются, рьяны,

595 Копья свои на него одного направляют и мечут.

Копья, отпрянув, лежат. Невредим под ударами всеми,

Не окровавлен ничуть пребывает Кеней элатеец.

Делом невиданным все поражаются. «Стыд нам великий! —

Так восклицает Моних. — Мы — народ — одному поддаемся, —

500 Муж он, и то не совсем; пусть муж; но в слабости нашей

Стали мы тем, чем он был. На что нам тела великанов?

Силы двойные к чему? И то, что двойная порода

В нас мощнейшие два существа воедино связала?

Нет, не богиня нам мать, и отец не Иксион, который

505 Столь был велик, что надежды свои простирал на Юнону

Вышнюю. Мы же, к стыду, поддаемся врагу-полумужу!

Камни, стволы на него громоздите и целые горы!

Двиньте леса на него, задушите живучую душу!

Лес пусть сдавит гортань: пусть раны бремя заменит!» —

510 Молвил и, ствол увидав, безумною силою Австра

Сваленный, взял и его в противника мощного бросил.

То был пример остальным. В короткое время лишен был

Офрис деревьев своих, Пелион — без тени остался.

Страшным придавлен холмом, Кеней под грузом деревьев

515 Борется, бешенства полн, и дубы, сам ими завален,

Держит на крепких плечах. Но, лицо закрывая и темя,

Тяжесть росла, и уже не хватало простора дыханью, —

Он между тем ослабел; не раз приподняться пытался, —

Но понапрасну, — и лес, на него понакиданный, сбросить.

520 Двигался лес между тем; так Иды — что вон, перед нами —

При колебаньях земли потрясаются склоны крутые.

Но неизвестен исход: уверяли иные, что тело,

Свергнуто грузом лесов, опустилось в пустоты Аида.

То отрицал Амникид: он видел, как желтая птица

525 Вышла из груды дерев и в воздухе чистом исчезла, —

Видел ту птицу тогда я в первый раз и последний.

Тут, созерцая ее, летевшую тихо над станом,

Хлопаньем крыльев своих широко оглашая округу,

Мопс, одинаково вслед и глазами несясь и душою,

530 Проговорил: «О, привет, прославление рода лапифов!

Муж величайший Кеней — а теперь небывалая птица!»

Верили все, ибо он так сказал. Скорбь гнев подогрела.

Тяжко нам было снести, что от стольких врагов пострадал он,

И лишь тогда обагрять перестали мы кровью железо,

535 Как умертвили мы часть, часть — бегство и ночь удалили».

Так говорил о боях лапифов с кентаврами Нестор.

А Тлеполем506 огорчился, что тот позабыл про Алкида;

Перенести молчаливо не мог он досады и молвил

Так: «Удивительно мне, что дела Геркулесовой славы,

540 Старец, ты замолчал! Меж тем мне рассказывал часто

Сам мой родитель, как он одолел тучеродных». На это

Грустно пилосец в ответ: «Зачем вспоминать понуждаешь

Беды мои, оживлять смягченное годами горе

И открывать, как отца твоего, пострадав, ненавижу?

545 Боги! Деянья его превзошли вероятье всем миром

Он по заслугам ценим, — я их отрицать предпочел бы!

Но Деифоба ведь мы или Полидоманта не хвалим,507 —

Гектора даже, — врагу расточать кто станет хваленья?

Твой ведь когда-то отец крепостные Мессении стены

550 Срыл, он Элиду и Пил — неповинные грады — разгрому

Предал; он меч и огонь в мой дом к родимым пенатам

Внес; о других умолчу, которых сгубил он; двенадцать

Было нас всех у Нелея сынов, — молодежи отборной, —

Все от ударов руки Геркулесовой пали — двенадцать,

555 Кроме меня. Что других победил он, то было понятно;

Периклимена лишь смерть поразительна; мог по желанью

Облики он изменять и в прежние вновь возвращаться, —

Так соизволил Нептун, основатель Нелеева рода.

Периклимен, испытав понапрасну различные виды,

560 В птицу себя обратил, которая в согнутых лапах

Молнии держит небес и любезна владыке бессмертных.

Средствами пользуясь птицы, крылами и загнутым клювом,

Крючьями острых когтей терзал он лицо человека.

Целясь в него, натянул тиринфянин лук свой, чрезмерно

565 Меткий, и там в облаках несущего легким пареньем

Тело свое в высоте, у начала крыла поражает.

Рана ничтожна была. Но, раненьем разорваны, мышцы

Ослабевают, уж нет ни движенья, ни силы в полете.

Падает на землю он, крылом искалеченным воздух