Рис 1. Действие сил на физическое тело (обобщенная схема)

Поясним на примерах. В VIII–V вв. до н. э. Эллада кипела пассионарностью. Триремы бороздили Средиземное и Черное моря, колонии эллинов раскинулись от Кавказа до Испании, а Иония и Великая Греция (в Италии) стали многолюднее метрополии. Однако координировать свои силы эллинские полисы не могли, так как каждый из них ценил свою самостоятельность больше жизни, а подчинение приравнивалось к обращению в рабство. Даже при смертельной угрозе во время похода Ксеркса фессалийцы и беотийцы сражались за персов, отнюдь не забыв, что они эллины. За это они жестоко пострадали, ибо афиняне и спартанцы после битвы при Платеях казнили пленных греков-персофилов, а персов щадили.

Но как только Пелопоннесская и Фиванская войны обескровили Элладу, оказались возможны координация сил и поход Александра на Персию. Ареал эллинизма был куда шире ареала эллинства, но эти успехи были достигнуты за счет общего снижения пассионарного уровня Эллады, когда на первую роль наряду с Македонией стали претендовать самые неразвитые в культурном и экономическом отношении области: Этолия и Ахайя. Не они стали сильнее, а ослабели Афины, Фивы и Спарта. Иными словами, общая мощь Эллады как системы уменьшилась, почему она стала легкой добычей Рима. И несмотря на то что инерции былой потенциальной мощи эллинов хватило на приобщение римской знати к своей культуре, ослабление продолжалось до тех пор, пока остаток эллинов не превратился в ядро византийских греков, полностью преображенных пассионарным толчком I в. н. э. Но это уже другой процесс.

Итак, простые наблюдения без учета поправок в подавляющем большинстве приведут к ложным выводам. Упадок пассионарного напряжения будет признан подъемом, так как в обоих случаях происходит большое количество свершений; и малое количество «великих дел» равно характерно для низких и относительно высоких уровней пассионарности, потому что во втором случае возможны уравновешивание разнонаправленных сил и временная стабилизация. Надо исследовать не отдельные моменты жизни этноса, а весь процесс целиком. Тогда будет ясно, прибавляется или убывает пассионарность.

То, что невозможно отличить при самом тщательном изучении отдельной особи вследствие многофакторности моментов, определяющих поведение, выявляется при статистическом изучении деятельности больших коллективов, проявляющейся в истории человечества. Во-первых, несущественные факторы взаимно компенсируются; во-вторых, исторические процессы фиксированы в абсолютном времени, а биологические или геологические – в относительном. Поэтому только история может подарить естественным наукам абсолютную хронологию, получив от них взамен способы эмпирического обобщения, после чего появляется этнология – наука, обрабатывающая гуманитарные материалы методами естественных наук.

Мы не беремся судить: лежит ли в основе пассионарности единый ген или комбинация генов, рецессивный этот признак или доминантный, связан ли он с нервной или гормональной деятельностью организма. На эти вопросы пусть ответят представители других наук. Наша задача, этнологическая, выполнена. Мы обнаружили наряду с общественным биогеографическое развитие антропосферы и причину, его вызвавшую. Сущность же явления пассионарности и связи его с другими элементами биосферы будут рассмотрены нами ниже.

Пассионарность обладает важным свойством: она заразительна. Это значит, что люди гармоничные (а в еще большей степени – импульсивные), оказавшись в непосредственной близости от пассионариев, начинают вести себя так, как если бы они были пассионарны. Но как только достаточное расстояние отделяет их от пассионариев, они обретают свой природный психоэтнический поведенческий облик. Это обстоятельство без специального осмысления известно довольно широко и учитывается главным образом в военном деле. Там либо выбирают пассионариев, узнавая их интуитивно, и формируют из них отборные, ударные части, либо сознательно распыляют их в массе мобилизованных, чтобы поднять «воинский дух». Во втором случае считается, что два-три пассионария могут повысить боеспособность целой роты. И это действительно так.

Ф. Энгельс в статье «Кавалерия» пишет, что встречный бой двух кавалерийских частей крайне редок. Обычно одни поворачивают тыл до схватки, т. е. «моральный фактор, храбрость, здесь сразу же превращается в материальную силу», решающим моментом которой является порыв (dash) [143, т. 14, с. 138], при котором солдат ценит победу (идеальную цель) больше собственной жизни.

Само собой разумеется, что кавалеристы в полку весьма непохожи друг на друга по психическим свойствам, но тем не менее в бою полк ведет себя как единое целое, более или менее пассионарное. Пассионарность полка заключается в том, чтобы ценить победу больше жизни, а парадокс – в том, что менее пассионарная воинская часть гибнет, ибо конница легко рубит бегущих. Учтем, что равно «наэлектризовать» несколько сот человек можно только путем индукции, т. е. воздействия на каждую особь заряда пассионарности другой особи. Логичным продолжением аналогии будет гипотеза пассионарного поля (подобие электромагнитного поля), обладающего совсем иными свойствами воздействия на психологию популяций сравнительно с индивидуальными психологиями тех же людей, взятых по отдельности.

И в отличие от теории «героя и толпы» суть не в том, что герой руководит воинской частью, а в том, что благодаря наличию среди солдат нескольких пассионарных, но больше ничем не примечательных особей сама часть приобретает отмеченный Энгельсом порыв, что подчас выручает даже бездарного полководца. Например, никто не пытался сравнить таланты Бенигсена, Витгенштейна и Блюхера с талантом Наполеона, но порыв русских, английских и прусских войск в 1813–1814 гг. был сильнее, нежели у французских новобранцев, почти детей.

Самое важное, пожалуй, заключается в том, что в подобных критических случаях воздействовать на сознание, т. е. на рассудок людей, как правило, бесполезно. И никакие доводы не помогают. Вспомним трагедию Ганнибала, задыхавшегося в неравной войне на пороге победы. После битвы при Каннах ему нужно было небольшое подкрепление, отряд пехоты, чтобы взять Рим и тем спасти Карфаген. Доводы, которыми оперировали в карфагенском совете старейшин послы Ганнибала и сторонники фамилии Барка, были безукоризненны. Но желающий не слышать – не услышит, стремящийся не понять – не поймет. Старейшины Карфагена послали полководцу ответ: «Ты же побеждаешь, так зачем тебе еще войска?», чем обрекли на гибель своих внуков.

А ведь нельзя сказать, что карфагенские правители были глупы или трусливы. Но влияние отсутствующего на них не распространялось. А когда побежденный Ганнибал вернулся в родной город, то оказалось, что его популярность столь велика, что могучие соперники вынуждены были склониться перед ним, и только ультиматум Римского сената вынудил Ганнибала покинуть родину. Ганнибал сам принял решение пожертвовать собой, ибо понимал, что попытка сопротивления обречена.